Светлана

Ребята там не простые, не так у них жизнь идет, как в обычных школах. Не всегда родители правильно относятся, слишком уж захваливают, любуются… Во всяком случае, многие из этих ребят на простых смертных смотрят эдак… с высоты своей одаренности. А что я понимал в живописи? В Третьяковке бывал, конечно, и на выставках иногда, но опять-таки как простой смертный.

Павлик наш, который в пятом отряде, конечно, больше разбирается в художественных вопросах, чем я разбирался. И стали меня ребята испытывать. Как-то подходит ко мне парнишка — волосы в художественном беспорядке и галстук как-то необычно повязан. Показывает небольшую картину:

«Анатолий Николаевич, вот я эскиз написал, мне хотелось бы знать ваше мнение».

А за ним другие стоят, девчата и мальчики, и с таким каким-то… корректным любопытством ждут, какую глупость я сейчас ляпну.

Ни дождь, ни снег не идет (в помещении дело было), никто меня не выручает.

Я на картинку взглянул и говорю ему:

«Знаешь что: так, в двух словах, не расскажешь. Я сейчас спешу к директору, оставь эскиз, поговорим на следующей перемене».

А сам в учительскую и главного их художника за бока: показал ему картину.

«Хорошо или плохо? Как по-вашему?»

Он мне за три с половиной минуты целую лекцию прочел. На следующей перемене я вернулся к ребятам и с большим спокойствием всю картину разобрал до мелочей. Я им и о колорите и о композиции… Несколько ошибок указал. Выслушали молча. Удивились. Не поверили. Понесли на проверку к преподавателю, главному художнику. Он человек умный, сразу понял, в чем тут дело, и очень тактично, в других выражениях, но то же самое им сказал, что и мне говорил. И мой авторитет сразу повысился. Только, Светлана, на таком незаработанном авторитете далеко не уедешь. С тех пор я все свободные вечера проводил в библиотеке Ленина. Сколько книг по истории искусства и вообще о живописи прочел — вспомнить страшно.

В конце второй четверти сделал им доклад об эпохе Возрождения.

Ребята на доклад пришли опять-таки с некоторым недоверием. А слушали с интересом. Даже преподаватели мой доклад хвалили.

Вот это уже был авторитет заработанный. А теперь расскажу тебе о футбольном матче. Потом пойди к физкультурнику, с ним посоветуйся, он тебе скажет, какие книги и журналы нужно прочесть. «Советский спорт» читаешь?

— Нет.

— Надо читать. У нас есть в библиотеке. Если хочешь, чтобы тебя ребята уважали, все о футболе должна знать, да и о других видах спорта. Больше должна знать, чем они. И на дождь не рассчитывать!

ХLV

— Мальчик, далеко еще до пионерского лагеря? Мальчуган, собиравший землянику на опушке леса, отрапортовал с готовностью и почтением:

— Недалеко, товарищ старший лейтенант! Лесом пройдете, товарищ старший лейтенант, потом через мост направо и сразу флаг ихний увидите, товарищ старший лейтенант!

Костя, усмехнувшись, поблагодарил и вошел в лес.

Съездить в лагерь ему посоветовала мама.

«Заехал бы ты к Светлане. Это недалеко, она будет рада».

Вообще в этот приезд мама старалась доставить ему как можно больше развлечений. Чем не развлечение — побывать у пионеров в лагере? Впрочем, Светланку не видел давно, самому хотелось ее навестить. Да и писать она стала реже, как-то даже скучно без ее писем. Между поездами Костя, по традиции, зашел в «Гастроном» и купил две коробки конфет — хотя и выбирал самые большущие, но боялся, что одной коробки не хватит. Сколько их там, ребят? Надо думать, не меньше сотни!

Красивый лес… Но как много в нем покалеченных деревьев — с оторванными верхушками, обломанными ветками!.. А на лужайке — круглые ямы, заросшие травой: воронки от бомб. Здесь были бои в сорок первом — восемь лет назад.

Костя дотронулся рукой до ствола старого дуба. Глубокий шрам рассекал этот ствол почти до самой сердцевины. Молодая кора, гладкая и упругая, двумя широкими валиками затянула шрам.

— Что, старый инвалид, больно было тебе?

А впрочем, всякая рана поболит, потом заживает… Перейдя мостик, Костя увидел над молодыми березками высокую, тонкую мачту и трепещущий на самом ее кончике красный флаг. На воротах — «Добро пожаловать!» — любезная надпись, которую каждый входящий может с благодарностью отнести на свой счет.

За деревьями проглядывал новый двухэтажный бревенчатый дом, справа от него желтела волейбольная площадка. Там слышались глухие удары мяча, прерываемые свистком судьи и выкриками: «Шесть — три! Шесть — четыре!»

Гораздо ближе, между воротами и домом, два стриженых мальчика играли в бильярд. Один из них стоял с поднятым кием и, кажется, уже принял решение, но Костя сказал:

— Не так… Режь его в середину, а свой в угол пойдет!

Мальчики обернулись, застеснялись немного, но спросили с любопытством:

— Вы к кому?

Подошел ясноглазый парень в клетчатой рубашке, широкополой соломенной шляпе и сандалиях на босу ногу. Загорелый и легкий в движениях, он был похож на театрального ковбоя. Оказалось, что это старший вожатый. Он поздоровался и тоже спросил:

— Вы к кому?

— К Светлане Соколовой.

— Она со своим отрядом в роще, у реки. Пойдемте, я вас проведу.

И пошел вперед, показывая дорогу.