Светлана Аллилуева. Пять жизней

За полтора года жизни в Москве он трижды ложился в кунцевскую больницу. В середине октября 1966 года в больнице, предчувствуя, что его дни сочтены, Сингх сказал Светин не, что ему хотелось бы умереть в Индии.

Я застыл на этой фразе из воспоминаний Светланы. Затем прочёл описание последних недель Сингха, когда он спокойно говорил о приближающейся к нему смерти, и подробно — описание последнего дня. Он не ошибся в предчувствиях, умер 1 ноября утром. Я стараюсь не ворошить прошлое, жить надо сегодняшним и завтрашним днём, но когда прикасаюсь к болевым точкам, вспыхивает триггер.

* * *

Я застрял на самых тяжких и грустных воспоминаниях Светланы о самой светлой её любви. Их можно было бы проскочить, не разрывать душу собственными переживаниями и перенестись в аэропорт Шереметьево, когда, выполняя последнюю волю Сингха, она увозила в Индию урну с его прахом, чтобы растворить пепел в водах великого Ганга.

…Сингху осталось прожить две недели. Для Светланы они обернулись ещё одним жестоким уроком. Жизнь в Зазеркалье давно завершилась. После смерти отца на неё обрушилась беспощадная правда о тоталитарном режиме, заковавшем в цепи двухсотмиллионную страну, но последний урок запомнился, он подтолкнул к разрыву с миром, в котором она прожила сорок лет…

…Целые дни Светлана проводила в больнице, приезжая туда утром и возвращаясь домой к вечеру. В тёплые дни она вывозила его в сад в инвалидной коляске, находила скамейку где-нибудь на солнышке, садилась на землю около его ног и слушала рассказы о его юности, о годах, прожитых в Европе, об истории Индии. Он рассказывал ей о Будде и легенды о Кришне. Светлана испытывала чувство вины — из-за неё этот замечательный и добрый человек приехал в Москву, оставил мягкий и тёплый климат и медленно угасал на её глазах, а она ничем не могла ему помочь. Она оказалась бессильной перед системой, олицетворением которой являлся её отец. Придя домой, в отчаянии она написала письмо Брежневу, умоляла его разрешить ей отвезти Сингха в Индию. Она ни сала, что дни его сочтены, что это его последняя просьба, он безнадёжен, её пребывание за рубежом будет недолгим.

Вопль дочери Сталина «расслышали», её пригласили к Суслову, члену Политбюро. Его считали тенью Генерального секретаря ЦК КПСС и за глаза величали «серым кардинв лом», подчёркивая значимость в кремлёвской иерархии.

«Кардинал» начал разговор со стандартных фраз, но Светлана, привыкшая без боязни разговаривать с живыми порт ретами, без обиняков напомнила ему о письме:

— Разрешат ли мне то, о чём я прошу? Мы оба просим. Неужели нельзя удовлетворить последнее желание человека?

Главный идеолог партии, отвыкший от прямых вопросов, без трепета задаваемых, занервничал.

— А ведь ваш отец был очень против браков с иностранцами. Даже закон у нас был такой! — напомнил он.

— Ну что ж, — сухо ответила Светлана, — он в этом ошибался. Теперь это разрешено всем — кроме меня.

Суслов задохнулся от возмущения, привычная вежливость исчезла.

— За границу мы вас не выпустим! — жёстко и непререкаемо сказал он. — А Сингх пусть едет, если хочет. Никто его не задерживает.

— Он умрёт! — вскрикнула Светлана. — Он умрёт здесь и очень скоро. Эта смерть будет на совести всех нас и на моей совести! Я не могу допустить этого. Это будет стыд и позор всем нам.

— Почему позор? — искренне удивился Суслов. — Его лечили и лечат. Никто не может упрекнуть нас, что мы не оказывали помощи. Умрёт — так умрёт. Он больной человек. А вам нельзя за границу. Будут провокации.

— Какие провокации? При чём тут провокации?

— Да, вы не знаете! — радостно воскликнул Суслов и бесстыдно напомнил о судьбе сотен Зой Фёдоровых.[93] — А вот когда я поехал в Англию вскоре после войны, то наш самолёт уже в аэропорту встретила толпа с плакатами: «Верните нам нищих жён». Понимаете?!

— Я не понимаю, где тут провокация, — возразила Светлана. — Я не понимаю, почему так боятся за меня: неужели и не в состоянии ответить на вопросы, если уж придётся?

— Вас там сразу же окружат корреспонденты. Вы не знаете, что это такое, — словом, политические провокации будут на каждом шагу. Мы вас же хотим уберечь от всего этого.

…Разговор был бессмысленным — фанатик жил догмами, человеческие чувства были ему недоступны. На следующий день в больнице Светлана передала Сингху разговор с Сусловым. Он безропотно воспринял отказ и попросил её:

— Света, заберите меня домой. Мне надоели эти белые стены и халаты, эти пропуска и все эти каши! Я сам сделаю омлет, они не умеют здесь готовить. Поедемте домой, завтра же!

Последнюю просьбу умирающего уважили. Ему оставалась неделя. Он прожил её в семейном кругу…

* * *

В воскресенье, 30 октября, Ося, 21-летний студент-медик, пришёл домой со своей девушкой, за которой он долго ухаживал, и сообщил маме, что они подали заявление в загс. Больших празднеств не было, радостное событие отметили одной рюмкой, и Ося отправился провожать невесту. К вечеру Сингх начал задыхаться. У него появилось предчувствие близкой смерти.

— Света, — сказал он мягко, — это мой последний день Мне холодно. Я пойду лягу.