«…Когда Черчилль слегка разогрелся, он затронул тему коллективизации, проходившей в СССР десятилетием раньше и давно его волновавшую. Задавая вопрос, он пытался глубже понять Сталина и мотивы, которыми тот руководствуется.
— Скажите, напряжение нынешней войны столь же тяжело для вас лично, как и бремя политики коллективизации?
— О нет, — ответил Сталин, — политика коллективизации была ужасной борьбой…
— Я так и думал, — ответил Черчилль. — Ведь вам пришлось иметь дело не с горсткой аристократов и помещиков, а с миллионами мелких хозяев…
— Десять миллионов! — воскликнул Сталин. — Это было страшно. И длилось четыре года. Но это было абсолютно необходимо для России, чтобы избежать голода и обеспечить деревню тракторами…
— Что же, они все были кулаками? — осторожно спросил Черчилль.
— Да, — ответил Сталин и, помолчав, повторил: — Это было ужасно тяжело, но необходимо…
— И что же с ними произошло? — полюбопытствовал Черчилль.
— Многие из них согласились пойти с нами. Некоторым дали обрабатывать землю в районе Томска или Иркутска и дальше на Севере. Но там они не прижились. Их невзлюбили местные жители. В конце концов, их же батраки расправились с ними.
Черчилль промолчал, отметив в своих мемуарах, что, выслушав объяснение Сталина, он содрогнулся при мысли о миллионах жизней, погибших на просторах Сибири.
На дачу в Кунцеве, на время визита ставшую резиденцией Черчилля, премьер-министр вернулся в половине четвёртого утра, и уже через два часа он вылетел в Тегеран.
Позже, принимая британского посла, Молотов поинтересовался у него о впечатлениях Черчилля об этой встрече. Керр рассказал, что вечером 15 августа он ждал Черчилля на даче, поскольку тот, не ожидая сталинского сюрприза, пригласил его на ужин в половине 9-го.
Керр решил для себя, что если Черчилль приедет к ужину ровно к половине 9-го, то это будет плохим признаком. Но Черчилль опаздывал, и настроение Керра повышалось. Когда в половине четвёртого Черчилль вернулся на дачу, он бросился на один из больших диванов и сказал: «У меня очень сильная головная боль, но, ей-богу, это того стоило». Затем он вкратце пересказал Керру содержание беседы. Он был счастлив. Ему казалось, что он достиг очень многого в установлении личных отношений со Сталиным. Настроение Черчилля напомнило Керру расположение духа молодого человека, сделавшего предложение о женитьбе, которое было с радостью принято.
Сталин сумел расположить к себе гостя. Черчилль был потрясён его любезностью и предупредительностью. После ужина в домашней обстановке в присутствии дочери Черчилль поверил в возможность установления с ним непринуждённых, дружелюбных и неформальных отношений».
Возможно, Статин повторил бы этот приём и Светлана отправилась бы с отцом в Тегеран, Ялту и Потсдам и сделала бы карьеру на дипломатическом поприще (она великолепно владела двумя языками, английским и немецким, и в МГУ получила хорошее образование).
Через полтора года, зимою 1943-44-го, он убедился, что дочь прекрасно владеет английским языком. Произошло это после одной из их редких встреч, когда он вдруг сказал ей: «Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих… Стану я с ними торговаться! Нет, на войне— как на войне». Он нервничал, сообщая об этом дочери, и чтобы переключить разговор на другую тему, сунул ей письмо Рузвельта и потребовал: «Ну-ка, переведи! Учила, учила английский язык, а можешь ли перевести?». Она легко справилась с отцовским экзаменом, и он остался доволен.
Ещё при жизни отца она могла бы, как Вася, взлететь по карьерной лестнице, и поскольку, в отличие от Васи, к ней не было никаких нареканий, то, возможно, как и многие другие выдвиженцы Сталина: Суслов, Громыко — продолжила бы дипломатическую карьеру и после его смерти (предположим, послом в одной из англоязычных стран).
Хрущёв, Ворошилов, Микоян… все, кто с детства знал её и Надежду Аллилуеву, относились к ней доброжелательно. Но не сложилось. Лямур, лямур… Каплер, Морозов…
Черчилль и Рузвельт не знали, что Светлана перестала быть папиной любимицей, и таскали за собой в Ялту дочерей, чтобы не ударить лицом в грязь, полагая, что Сталин приготовит им встречу с повзрослевшей дочерью, которой они привезли компаньонку. Какая не осуществилась задумка! На исторических фотоснимках за спинами Большой Тройкой отцов возвышается Большая Тройка дочерей, «истинных вершителей судеб мира».
Часть вторая
КАПЛЕР