Читаем Светлана Аллилуева. Пять жизней полностью

Маразм крепчал, и танки наши быстры. Теперь, когда она брала книги из расположенной в столовой домашней библиотеки, которую начала собирать её мама, и для чтения уносила их в свою комнату, капитан госбезопасности Иван Иванович Бородачёв, получивший должность коменданта кремлёвской квартиры, вёл строгий учёт: когда книга взята и когда возвращена.

На следующий год, 1948-й, Сталин вновь проявил заботу о дочери, отправив её отдыхать в Крым вместе с Осей и Гулей (Яшиной дочкой) — иногда у него просыпалось чувство вины перед Яшей и он начинал о ней спрашивать. Он одумался и даже вернул в 1943 году из тюрьмы её маму, Юлию Мельцер, репрессированную только за то, что Яша попал в плен. Он подозревал её в исчезновении фотографии, на которой Яша снят был в военной куртке и которую немцы использовали в пропагандистских листовках, сообщающих о переходе на их сторону сына Сталина. Но даже когда выяснилось, что Яша вёл себя в плену достойно, а она непричастна к выдвигаемым обвинениям, видеться с ней он не пожелал и вместе с дочерью в Крым не отправил.

Поздней осенью, в ноябре, Светлана специально поехала на юг повидаться с отцом — она отказалась по его приглашению приехать в августе в Сочи, сославшись на то, что август хочет провести с сыном в Зубалове, — он обиделся — и она решила исправиться. Поездка была тяжёлой.

Он был нервным, раздражительным, вдруг при своих обычных гостях обрушился на неё с оскорблениями, назвал «дармоедкой», из которой «всё ещё не вышло ничего путного» — это при том, что она уже оканчивала университет. Ничто его не научило — ведь 16 лет назад он так же прилюдно набросился на жену, после чего в ночь на 9 ноября прозвучал роковой выстрел.

Но на другой день, 9 ноября, когда они остались вдвоём во время долгого завтрака с фруктами и вином, он отошёл от вчерашней вспышки и заговорил вдруг о Наде. Прошло 16 лет с момента её трагической гибели, позади война, гибель сына, а он всё никак не мог успокоиться и в ноябрьские дни был особенно раздражён.

— И ведь вот такой плюгавенький пистолетик! — горько сказал он дочери и продемонстрировал пальцами, каким маленьким был пистолет. — Ведь — просто игрушка! Это Павлуша привёз ей. Тоже, нашёл что подарить!

Он впервые, как со взрослой, заговорил с ней об этой трагедии и обвинил всех: Павла Аллилуева, Полину Жемчужину, с которой Надя дружила. Жена Молотова была последней, кто виделся с Надей, и знала больше, чем полагается, и, может быть, даже то больше того, что знал он сам. (Через 16 лет он отомстил Жемчужиной, отправил её в тюрьму и заставил Молотова унижаться.) Заговорив с дочерью, он не мог остановиться и говорил, говорил, выискивая виновных… А Светлана в тот момент испугалась. Все привыкли считать его сильным, «сталь» звучала в его фамилии, а он, оставшись наедине с дочерью, единственным человеком, кого он любил, был на грани того, что станет рыдать.

Никому, кроме Светланы, он не мог выговориться. Она молча слушала его, чувствуя, как они далеки друг от друга. Эта трагедия, смерть матери и жены, в этот день не объединила их— разъединяла.

И опять не вовремя — неужто Сталин тому виной? — в памяти всплывает моя жена…

* * *

В последний день лета, в полночь, когда началась агония, дежурный врач, которого я вызвал в палату для умирающих, сказал: «Это конец, — и спросил: — Сделать укол?».

— Нет, — ответил я, и врач молча вышел из комнаты, оставив нас с медсестрой. Она билась, рвала с себя рубашку, оголяя тело, — ей не хватало воздуха — она что-то пыталась сказать, я не различал звуки и последнее слово на полувыдохе с выкатывающимися глазами, ясно прозвучавшее, когда я удерживал её в руках: «Ра-фи…» («чек», — прозвучало на небесах, она называла меня «Рафичек»). Сколько с тех пор живу — столько и помню, сколько суждено прожить, столько и буду помнить.


До самой смерти Сталин помнил о Надежде Аллилуевой. Но на этом сходство между нами заканчивается. Хотя на самом деле его и не было… Мы разные, и дочери наши разные, а человеческие чувства… — не берусь утверждать, что они у всех людей одинаковы. Но человек так устроен: пока память не атрофирована, даже когда начинает новую жизнь, светлые воспоминания не покидают. Несчастны те, кому нечего вспомнить. Не имеющие прошлого не имеют будущего, ни для себя, ни для своих потомков. Дерево не может расти без корней.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное