Светлейший-6. Шторм над Петербургом

На пропускном пункте нас встретил Заболоцкий — маголекарь, казалось, валился с ног от усталости и сам бы не отказался от какого-нибудь стимулятора. Поправив очки на переносице, он обвел тяжелым взглядом всю нашу делегацию.

— Господа, должен напомнить, что палаты у нас не резиновые.

— Мой отец разрешил Дмитрию Павловичу увидеть сына. Конвой здесь для него. Мы с Алексеем сможем проконтролировать ситуацию.

— Уж надеюсь, что обойдется без глупостей, — проворчал Заболоцкий. — Видит бог, хватит с нас сюрпризов на сегодня.

Под его суровым взглядом Дмитрий Павлович, кажется, еще больше стушевался, однако решительно подошел к нему.

— Как мой сын? — голос его дрожал, но всё-таки сохранял какой-то остаток строгости. — В каком он состоянии? Пожалуйста, не утаивайте от меня правду. Я должен знать…

Заболоцкий скользнул усталым взглядом по бледному лицу князя крови и жестом велел всем подниматься по лестнице.

— Вашего сына удалось стабилизировать, Дмитрий Павлович, — говорил он на ходу. — Но его состояние нельзя назвать удовлетворительным. У него серьёзные проблемы с концентрацией эфира. Несмотря на его Сапфировый потенциал, Павел Дмитриевич очень медленно восстанавливает эфир. Почти как неодарённый.

Маголекарь замолчал, давая нам осмыслить сказанное.

— Как неодарённый? Но он ведь Романов, природный маг! Как такое вообще возможно? — Дмитрий Павлович был в шоке. — И у него всегда было неплохо с концентрацией. Да и эфир он восстанавливает быстро…

— Восстанавливал, ваше высочество, — сухо поправил лекарь. — Мы провели детоксикацию, но это не принесло ожидаемых результатов. Всё указывает на то, что вещество, которое Павел употреблял, на время увеличило, расширило его потенциал. Однако это же вещество в сочетании с большой дозой аномальной силы просто разорвало его энергетические каналы. Павел был на волоске от гибели, и ему придётся провести немало времени здесь, прежде чем мы сможем оценить, каковы его шансы на восстановление.

Князь крови замер посреди лестницы.

— Значит… Вы говорите, что он может лишиться магических способностей?

— Лукавить не буду. Такие риски есть.

Дмитрий Павлович побледнел ещё сильнее, отчаянно стиснув руки. Казалось, слова лекаря отняли у него последние надежды. Андрей же оставался собранным, лишь сжав кулаки так, что костяшки побелели.

Мы прошли по коридору и остановились у нужной палаты — и ее, и весь этаж, охраняли ребята из Зимнего.

— У вас десять минут. Вряд ли юноша сейчас выдержит больше. И, прошу вас, не давите на него. Разрыв энергетических каналов здорово влияет и на психику, и на когнитивные способности.

Иными словами, Павел мог очень туго соображать. Что неудивительно после того, что он устроил.

— Я буду в соседнем кабинете. Прибыл Толстой, есть первые результаты из лаборатории для обсуждения. И еще, Алексей Иоаннович, граф Толстой зачем-то хотел поговорить с вами. Как освободитесь, зайдите, пожалуйста.

— Конечно, — отозвался я.

Наверняка Толстой хотел выяснить у меня подробности сражения с Павлом. Или детали того, как мы приводили его в чувство, пока с мигалками везли в Военмед. Для исследователей имела значение каждая мелочь.

Заболоцкий кивнул нам, приглашая пройти в палату Павла. Дмитрий Павлович двигался медленно, заторможенно — словно хотел и одновременно боялся увидеть сына.

Павел лежал на больничной койке, бледный и обессиленный, с глубокими синяками под глазами и почти прозрачной кожей. К его рукам и груди были прикреплены десятки датчиков, выводившие показатели на подмигивающие мониторы. Он с трудом разлепил веки, и когда его взгляд упал на нас, в нём читалась странная смесь облегчения и разочарования.

Дмитрий Павлович подошёл к нему ближе и, не скрывая тревоги, сел рядом, взяв его за руку. Павел на миг, словно отстраненно, уставился на их сцепленные руки, будто не мог понять, что они делают вместе в одной комнате.

— Павлуша, как ты себя чувствуешь? — голос Дмитрия Павловича дрожал, но он пытался говорить уверенно. — Мы с тобой, мы постараемся вытащить тебя из этого. Врачи делают всё возможное, а я…

— Я же говорил тебе бросить меня и бежать, — сквозь зубы процедил он. — Я выиграл тебе время, а ты поджал хвост.

— Да что ты такое говоришь, Павлуша? Как я мог тебя бросить? Ты же мой…

Павел попытался приподняться на локтях, но не смог. Вместо этого он просто поерзал на подушке и зло выругался.

— Кто, отец? Кто я теперь? Калека ущербный! Я принес ради тебя жертву, но она оказалась напрасной из-за твоей трусости! Ты все обесценил!

Лицо князя крови дрогнуло, словно от пощечины.

— Я просил тебя не делать этого. Просил не заигрывать с той силой. Когда они ворвались в аэропорт, бежать было уже поздно. Я понял это, но ты — нет. Мне оставалось лишь сдаться, чтобы не сделать все еще хуже. Павел, я делаю всё, чтобы защитить нашу семью. Сейчас я сотрудничаю с великим князем, чтобы облегчить нашу участь. Мы еще не всё потеряли…

Но Павел внезапно нахмурился, и в его глазах промелькнула обида, перемешанная с разочарованием и даже, казалось, презрением. Он с трудом приподнялся на локте, устремив на отца полный ярости взгляд.