Светлячки на ветру

Один за другим сотрудники увольнялись из НИИ: уходили в растущие, как грибы, кооперативы, которые так же быстро исчезали, будто срезанные грибником: то сожгут ларек, то убьют хозяина, то предприятие просто обанкротится, не в состоянии платить оброки государству, местным рэкетирам и администрации.

Как это всегда бывает, после ухода старого руководителя новый все переделывает на свой манер, отстраняя приближенных бывшего, — и Глеб теперь стал в некотором роде изгоем. Он был несказанно рад, что успел защитить диссертацию, но чувствовал, что после смерти тестя его обходят: сознательно исключают из списков докладчиков на конференциях, из претендентов на гранты и просто не повышают зарплату. А с зарплатой научных сотрудников в то лихое время можно было ходить только за хлебом и сырками «Орбита». Многие его сокурсники уехали по контрактам в Канаду, США, Германию, Англию, кто-то просто ушел в торговлю. Кто-то занимался извозом и ремонтом автомашин, кто-то переквалифицировался в риелторы и инкассаторы. Один из друзей, уволившийся из института и сколотивший бригаду по установке сантехники, предложил Глебу подрабатывать у него напарником по вечерам и выходным. Иногда они стелили еще и линолеум и брали заказы на покраску окон и дверей.

Дома он теперь почти не бывал. После института ехал к заказчику. На неделе чаще всего обдирали от краски окна, вытащив стекла из рам и расплавляя краску горячим феном. По выходным клали линолеум или тянули новые пластиковые трубы. Семью он почти не видел, но это было и не очень плохо. Маленький ребенок подрастал, был гиперактивным и нервным, часто капризничал и пускался в плач, и сил у Глеба на то, чтобы еще нянчиться с таким ребенком, не было. Если же он был дома, то Вика, так или иначе, пыталась втянуть его в воспитание и помощь по хозяйству. Когда он приходил с работы пораньше, жена стрелой вылетала к нему в прихожую со слезами: «Я больше не могу! Я с ума сойду! Посиди с ним!» Ему иногда даже легче было шабашить, чем находиться дома.

С подработками у него появились хоть небольшие, но деньги, которых, впрочем, еле хватало, чтобы свести концы с концами. Он приходил домой и буквально падал. Вернее, сначала ужинал: иногда Вика даже кормила его, но чаще приходилось все греть самому. Уже за ужином чувствовал, как надвигается сон, будто лавина снежного оползня, погружающего сознание в темноту. Несколько раз он засыпал за чашкой чая и свежей газетой или книгой, положив голову на кружевную клеенку.

Жизнь состояла теперь из работы головой, труда физического и короткой передышки на обед и сон. Жизнь вошла в какую-то ровную и глубокую колею, из которой даже в сторону не заносило, хотя дорога была глинистой и развезенной. Он даже подумывал, не уйти ли ему из НИИ совсем, чтобы иметь больше возможности заниматься более прибыльным трудом. Так бы, наверное, все и продолжалось, но в квартире, в которой они вдвоем с напарником сменили трубы, ночью вышибло вентиль. Были выходные — ни хозяина квартиры, ни жильцов из квартир двумя этажами ниже, дома не было. Пролило аж до первого этажа. Залиты были не только четыре нижние квартиры, подмокла стена в подъезде — и штукатурка кусками осыпалась на лестницу. Стена подъезда стала похожа на афонскую пещеру с известняковыми скалами. Только утром соседи снизу увидели, как с потолка сочится вода и весь пол в их квартире блестит лужицами, будто после дождя.

Их обвинили в том, что они не профессионалы, и подали на них в суд. Судья присудил сделать ремонт во всех четырех квартирах, а также в подъезде на подмокших этажах. В результате была продана старая машина тестя, на которой теперь ездил Глеб, но долг еще оставался. Вика держалась стоически, но масло в огонь подливала теща, которая, постоянно обсуждая своих неудачных зятьев, совершала медленную и верную работу, будто копившаяся ледяная подземная вода и накалявшее скалы солнце делают свое дело — и вот уже ручеек бежит в образовавшейся трещине. Трещина становилась все шире и шире… От развода удерживало то, что он все-таки был кормилец. Он не был ни сантехником, ни маляром, ни плотником и никогда не собирался им быть, его называли раньше безруким, но понадобилось освоить эти навыки, овладел ими — и худо-бедно, не чураясь грязной работы, тащил семью, пока Вика сидела дома с ребенком.