— Да я… то так, — махнула рукой, уже окончательно краснея. — Спасибо…
Еще один прицел — и выбрала себе интересный вариант, салат, который еще не успела попробовать.
— Слушай, — внезапно кто-то вскрикнул рядом. Смелое движение, напором — и едва ли не сверху навалился на меня, опершись на плечо. Метнул на него недовольный взгляд Мирашев, но тут же отвернулся — не желая терять мысли относительно того, что ему все еще втесывал Валентин. Продолжил мой собеседник: — А попробуй вот этот бутер! Я сам готовил! Лично!
Скривилась я от удивления… и недоверия. Округлила очи:
— А он че, один? А где остальные? — забегала я взглядом (уж больно странная серо-зеленая жижа сверху намазана). — Сил не хватило долепить?
Ухмыльнулся:
— Да вон те хорошо приложились, и я не побрезговал. Ну так че? — молитвой мне в очи. Морально так и нависает, давит на меня.
— А почему именно я? — все еще не могу втолковать. Может, и предвзято отношусь, но чует моя «опа»: не спроста это всё, что-то неладное в этом есть. Хотя… а вдруг, реально человека накрыло? Похвастаться хочет. А откажусь — обижу сильно…
— Да эти… — выпалил, махнув рукой в сторону, поспешно отвечая, — обожрались уже — не лезет, а те, — кивнул головой в дальний угол стола, — кроме водяры… ниче другого не признают. Ну? — и снова тычет мне в рот.
— А че там? — все еще торможу, сражаюсь отчаянно, цепляюсь из последних сил, выискивая возможность отказаться. — Майонез?
— Да его там бадыль! Приправа в основном, разная; рыба… но она о**енная, без косточек! Филе! Ешь! Понравится, не пожалеешь!
Скривилась горестно:
— Чет запах какой-то странный…
— То кориандр!
Поморщилась невольно. Черт… знать бы еще на вкус этот его «кориандр», если так же воняет — то ну его сразу!
— Да ладно, — отчаянно отодвигаю его руку, но тот непреклонен — вот-вот свалиться мне уже все это на кофту. Морщусь от раздражения, злости. — Я так… уже тоже многое не съем, а тут батон.
— Черт! — гневно. — Ну хочешь… слижи! Не ешь батон! Главное — начинка, верхний слой! Уваж! Я же старался! — щенячий взор, нытика причитание.
Шумный вздох — сдаюсь.
Но только хочу взять, как тотчас отдергивается этот упрямый, назойливый типок — не дает:
— Не, из моих рук! — игривое; счастливое.
Едва делаю укус — как едва ли не силой по самую глотку запихивает. Откусываю невольно, жую, периодически прокашливаясь.
Кривлюсь, не могу понять — чет… совсем не того…
Еще немного — и глотнуть. И снова морщусь.
— Во! Спасибо! Умница! Ну как?! — радушно, и аж глаза заблестели.
Лживо, криво улыбаюсь:
— Ну… так себе, — не охота и обидеть, но жуть жуткая… Не дай бог еще раз доведется.
И вновь злобный взор Мирашева на моего незваного «ухажера»:
— Ты че тут трешься?! — угрозой.
— Ниче, — неожиданно, даже как-то странно, резво переменилось лицо «шеф-повара», загадочная ухмылка. Попятился, отступил, а там — и вовсе затесался где-то в толпе, в темени…
Недовольный посыл, полный порицания взгляд получила и я от Миры. Отвернулся к Мазуру:
— Не, ну, блядь! — резко, раздраженным криком вызверился на Валентина и ткнул пальцем на схему, что они до сих пор мусолили. — А если эта пизда развалиться, че я тогда делать буду? Ладно я, а ты?
— Ну… — задумчиво протянул Валик и скривился. Застыл в размышлениях.
Непонятная, пронзительная боль, резь раздалась в моем животе.
А затем — и вовсе… жуткая волна тошноты тотчас подступила к горлу.
Живо дернулась я, чуть со скамьи не скинув Миру и другого своего соседа, кое-как умудрилась перелезть на другую сторону и немедля кинулась вперед. Неподалеку от яблони и рухнула: вдвое согнулась, и… позорно захлебываясь слезами, в паре с очередной стремительной, безжалостной, неумолимой тягой, выплюнула всё, что когда-либо в жизни ела, пила, нюхала… Упала на колени и горько взвыла.
Шум. Музыка — в момент всё стало фоном. Слышала лишь собственное сердцебиение. Пульсация в висках. Казалось, я вот-вот сдохну — мозг лопнет от перенапряжения (если не удавлюсь иным, более креативным, способом).
Вдруг напор, движение — и силой обернул меня к себе. Подвожу отчаянный взгляд.
Взволнованно, удивленно вперился Мирон мне в очи. И даже язва-улыбка куда-то делась:
— Ты чего? — присел на корточки, вплотную.
Но не реагирую, не отвечаю. Вмиг оттолкнула его от себя, разворот — и, воя уже от боли, снова фонтаном вытолкнула из себя жидкость (казалось, и желудок заодно).
— ЧЕ ЗА хуеНЯ, я спрашиваю?! — дико завопил Мирашев, поведя взором около. Стихла толпа. Перепуганные взгляды на меня и остальных: обернулись все подчистую… уставились, как на несуразного клоуна.
Пытаюсь вырваться вновь из хватки своего защитника — и отползти в сторону, скрыться от позора долой.
Но не дает — лишь пошатнулся (едва не упав). Удержался — выпустил на миг, а затем снова за шкирку поймал, остановил. Взор на публику:
— Сука! Уроды, я спрашиваю… последний раз! Что с ней?! — Резво уставился на меня, согнувшуюся в рыданиях и очередных, уже тщетных, попытках блевать пустотой. — У тебя аллергия на что-то? — орет мне на ухо.
Шумный выдох. Сгорая окончательно в стыде, отваживаюсь ответить. Взгляд в лицо, потерянным фокусом:
— Нет.