Светлое будущее (СИ)

— А, — ухмыльнулся. Отвел очи в сторону, взор бесцельно поплыл около. — «Чупа», «чупакабра», — тихий, смущенный смех. — Та еще ядерная штука: всякой хурни намешают. И пока весь желудок не выплюнешь — не остановишься.

— Так, а че именно… «чупакабра»? — не унываю, хватаясь за этот интерес, удивление, как за спасательный круг.

Рассмеялся еще громче (пристыжено):

— Ну, — махнул рукой в сторону (где недавно были). Затяжка — и снова ядовитая улыбка. — Сама же ощутила: все соки вытягивает, что кажется уже, и сдохнешь сейчас.

Тотчас залилась звонким смехом, наитием давясь:

— Что, и тебе как-то досталось?

— Ну так, — гыгыкнул. — Раза три. Первый — пьяный был и не понял даже… че случилось. Думал, палёнка. Потом объяснили. Ушел на тот раз от меня камикадзе. Но, да ладно, как говорится, плохой опыт — тоже опыт. Второй раз — втихую было, заранее, причем многие тогда пострадали… В общем, сложно было виноватого найти. Но, а на третий раз — тут уж… я оторвался. Досыта накормил ублюдка, что тот в больничку попал. Капельницы ставили, от обезвоживания спасая. Вот те и «чупа»…

— Дак а че там… в ней? — заерзалась я невольно, прозревая еще больше.

Гыгыкнул сдержано:

— А хуе его знает, — потушил бычок о соседнюю балку, разворот — и бросил окурок в пепельницу. Обнял уже обеими руками меня, сжал крепче, притиснул к себе. Глаза в глаза (невольно чувствую, как жар от смущения бесстыдно залил мои щеки; еще бешеней заколотилось сердце; сжались мышцы внизу живота, разжигая откровенное полымя — неприкрыто дрожу от волнения под Мирашева напором). Улыбнулся: — Я как-то таким не заморачивался. У меня… другие приемы.

— Я заметила, — рассмеялась нервически; спрятала взор, давясь позором… из-за своей слабохарактерности.

— Ну прости… — неожиданно искренне (без натяжки, без пелены неловкости, притворства); на ухо. Вплотную, обжигая своим, будоражащим до мурашек, дыханием кожу — казалось, я сейчас и взвою от этого беспринципного наваждения, палящего зноя, странного дурмана. — Дурак, — огорошивая меня, продолжил. — Придурок. Идиот… нашло на меня. Нельзя со мной спорить, пререкаться. Это как… красной тряпкой помаячить.

— Но ты ж не бык, — язвлю, давясь нездоровым смехом, словно глотком воздуха.

— Я хуже, — тихое, едва уже не целуя.

— Та-ак, — послышался где-то сбоку знакомый голос. — Мисс Радугу сегодня выбрали. Остался Мистер, — и снова гогот одиночный.

Вздрогнул, отдернулся от меня тотчас Мирон. Взор пристальный около. Окаменел, словно перед броском. Больное, шальным ревом:

— ОН?! — полный бешенства взгляд мне в лицо. Отвечаю участием. Позорно, трусливо молчу: ни подтвердить, ни соврать не решаюсь.

И не надо…

Мигом отстранил меня от себя — поддалась, выровнялась на месте.

Тик — и сиганул хищником к врагу…

Только и успел несчастный, бывший мой истязатель, сделать пару шагов в сторону — как тотчас поймал его уже деспот. Не церемонясь и не сдерживая себя ни в чем, заломил, скрутил ублюдка, на ходу, ловко заодно отобрав порцию для «Мистера».

— Радугу, Сука, еще одну хочешь?! Мистера?! Вот и жри, тварь убогая! — зарычал исступленно Мирашев, силой вталкивая ему в рот «чупу». Еще пару ударов для усвоения эффекта — и отступил, выпустил гада из своей хватки, пнув, отшвырнув от себя на землю — пошел едва не кубарем тот идиот.

Выровнялся Мира во весь рост. Бесцельный взор около, утопая в мыслях, в наслаждении. Облизался в шальном, самодовольном оскале, отчего я невольно поежилась, будто кто морозной плетью страха и неприемлемости меня стеганул. Мгновение — и наконец-то схлестнулись наши взгляды. Больная ухмылка Мирона… странным эхом разразилась, отозвалась во мне: безумное, жуткое чувство — волной захлестывая, заставляя задрожать от непривычной, шизофренической услады одновременно с отрицанием… И вновь поежилась я, не зная, как правильно на все это реагировать.

Когда Рогожин за меня вступался — было бесспорно приятно, гордость и радость одолевали… Но не так. Не то. Не знаю… А это — это нечто иное. Его, Миры безумие… оно развратно, пошло, порочно… заразительно. И вместе с его наслаждением, упованием превосходством, вседозволенностью и… жестокостью — странные ощущения (защищенности, беспечности) луной раздаются и во мне. Впервые… и только рядом с этим демоном — не надо пытаться… быть на порядок, на голову выше… чтоб хоть как-то сойти за ровню, дабы быть достойной… всего этого. Нет. Ничего. Априори — я уже всего этого достойна. И если что — то врага точно будет ждать… хоть в каком-то виде, но «смерть».

— Ты мне, Сука, зуб выбил! — обиженное, гневным рыком, где-то в темноте…

— Сча еще добавлю, урод ебачий! — тотчас обернулся к нему Мирашев и метнул иступленный взгляд.

Но движение «жертвы» — и где сидел… там и открыл очередной всплеск «фестиваля»…

— Фу, блядь, — гаркнул кто-то.

Поморщились и остальные.

— Свали отсюда! — бешеное чье-то, девичье.

Подчиняется.