Светлое будущее (СИ)

«Мира мне, мира!» — чуть ли не хором крикнуло, проскандировало несколько человек, и тотчас заржали всей толпой.

Удивленная, перевела я ошарашенный взгляд на Мирашева.

— Да не слушай их, — ухмыльнулся тот, но как-то непонятно, сдержано. Махнул рукой. — От обоих. Ладно, я сс*ть. Скоро буду, — вежливо прокомментировал свои планы… наш «блюститель культуры».

Неспешно пройтись ближе к Федьке и присесть рядом на скамью.

— Че, устала стоять? — тихо кинул мне сквозь ухмылку брат. Попытка его разжевать кусок местами все же обгорелого мяса.

— Да так… А ты как с ними связался?

Пристыжено рассмеялся тотчас Рогожин:

— Лучше тебе не знать.

— Так, а че там за прикол, не знаешь? — сама же и перебиваю себя, его, явно палясь, что важнее, интереснее сейчас для меня.

Смущенно закусила губу. Спрятала взор от неловкости.

Но ответил:

— Да че?.. Скандал какой-то там жесткий был. Уникала одного щемил. Депутата. А того всё на странные речи тянуло. Такие финты выдавал — что аж уши вяли. А у Миры политика та еще: везде и со всеми воевать, пока всё под себя не подомнет. Но тут тяжко всё пошло — и решил на время уступить. А тот, Сука, сразу подсуетился… к другим кинулся за защитой. И началась такая возня — третья мировая. Ну, Мирашев со своими людьми и нагнул всех. Положили без разбору. Хотел ублюдок мира — вот и получил его… где-то, на какой-то стройке, в бетоне. И с тех пор… Мира даже на временные перемирия не соглашается. Чуть что — сразу гасить.

— Ага, — внезапно послышалось где-то за нашими спинами — и тотчас навалился кто-то нам на плечи. Буквально щека к щеке со мной. Еще и ворочается, обдает дыханием кожу: — Хочешь мира — готовься к войне, — продолжил. Узнаю голос своего Мирона. — И потом… минус на минус… дает плюс, так что… что еще можно хотеть от меня?

Учтиво дернула я плечом, прогоняя «липучку». Поддался, выровнялся во весь рост. Испуганный взор уставила на недовольного Рожу: скрепит зубами, но терпит. Вдруг взгляд из-подо лба метнул на меня — отвернулась в момент пристыжено.

Решаюсь сгладить, переиграть ситуацию. Ведусь на прежний разговор:

— А мир — это минус? — невольно беглый взор метнула на Мирашева (радуясь, что есть «легальный» повод очередной раз на него поглядеть): пошагал уже куда-то дальше, в темень. Разворачиваюсь целиком — дабы уловить его взглядом, убедиться, что слышал (и это спасибо, что вокруг уже более-менее тихо — разбрелись кто куда). Уселся на пенек у костра Мирон. Прикурил сигарету. Длинная затяжка, выдох. Руки невольно скрестил перед собой:

— Минус, — решает ответить. И опять затяжка… Выдох. Начал ковырять свои пальцы, сдирая кожу. Пристальный, задумчивый взгляд. Продолжил: — Для меня — минус, — откусил кусок непослушный и сплюнул на землю.

— А война — плюс? — не отступаю, цинично язвя, поражаясь логике.

Ухмыльнулся ядовито. Взор на меня. Глаза в глаза:

— Плюс. Она меня… — вдруг повел рукой около, — и всех здесь вас… кормит. Так что да — плюс.

— Война? — уточняю, излишне громко, искренне не веря своим ушам.

— Она родимая, она, — и снова вдох-выдох дымом. Пустил показательно, саркастически серое облако.

Отвернулась.

Вдруг шорох позади.

Но слишком странный, дабы угадать — предположить достоверно.

Оборачиваюсь — одна из «зайчонков» мигом прискакала к Мире и уселась ему на колени. Будто кто током меня шандарахнул — живо отвернулась я вновь. Беглый взор на Рожу — ответил тем же, а затем резво разворот — и взглянул на Мирона.

— О чем и речь, — вдруг тихо гаркнул Федька, но так, чтобы перекричать чужие разговоры, чтобы услышала его я.

Скривилась. Смолчала. Отвернулась полностью к столу. А в груди — так и запекла обида, в горле задрала горечь.

Черти что… бред какой-то…

Спешно ухватила кусок хлеба и принялась позорно жевать, давясь жгучими, жуткими чувствами.

Придурок.

Глава 10. Литофания^[15]

Наевшись до отвала и напившись до дурмана в голове — почти все свалили из-за стола. Столпились у костра. Мангал пошел почивать, а вместо него — огромная резная, судя по местным легендам, ручной работы… чаша для костра. Побольше дров — и сесть неровным кругом… кто с кем скооперировавшись, обнявшись. Я — с Федькой (как в старые, добрые былые времена), Ритка — с Мазуром… Мирон же — поначалу бродил по закоулкам, доставая всех своей злостью, а как еще немного навернул горючего — то и недалекими шуточками. Вновь плюхнулся на пенек, и к нему… учтиво всё тот же «зайчонок» прискакал, уселся, да лапки свои, заботливо обвив вокруг шеи, взвесил. То и дело, овца пыталась убаюкать этого паршивца своим изнеженным блеянием, лаской, развратным елеем задурить, затуманить и без того… неясную, и не факт, что все же здоровую голову… не то хищника, не то уже жертвы.

Разговоры о всем — и ни о чем. Вместо гитары — магнитофон на всю катушку. Вместо столбового светила — свет от костра, а в «беседке» — свечи, керосиновая подвесная лампа и чей-то приемник-фонарь на аккумуляторе: бордовая бадейка приличного веса (у бати нашего тоже когда-то такая была).