— Че за хуйню ты мне втюхал? — бешено.
— А… Э-э… Мира, привет…
— Сука, я тебя сейчас приеду и четвертую, если ты мне че-то не то дал!
— Да всё то! Неужели не играет?!
— Еще как, блядь, играет! Аж уши закладывает! Овощ, мать твою!
— Ну… так а ты чего хотел? Они такие и есть. Я сам охренел, нахура тебе этот трэш[20]
. Погоди, а сколько ты дал?!— Да иди ты…
Отбил звонок. Закусил губу.
Две-одну. Пиздец… картина. Ладно.
Схватил в охапку — и потащил в ванную. Как получилось, умыл холодной водой. Поддалась немного — даже присела на ванну.
— Ты меня слышишь? — таращусь ей в очи.
Ответила. Не словом — взглядом, но лишь на миг — а там снова… покатился взор за горизонт, теряя суть. И только… ебанное, монотонное, похуестическое моргание, которое… мне кажется, я никогда уже не забуду.
Заурчал желудок. Вроде не мой.
Черт, может на голодный не надо было? Или похавать, то хоть немного попустит?
Лишь бы не вырвало…
На кухню — и усадил на диван, в угол. Подпер подушкой-подлокотником… но она и сама уже как-то держалась.
К чайнику — остыл уже… Зажать на кнопку — шум. Вздрогнула (уловил косым взглядом) — если мне не померещилось, то вздрогнула. А потому живо отрубаю посудину и снова включаю, уже таращась на свою несчастную. И вновь вздрогнула. Действительно вздрогнула — не показалось. Победно ухмыльнулся сам себе под нос. Черти что… и главное, хуе же знаешь, когда более-менее отпустит. А каждому объяснять, почему да зачем — явно не улыбается.
Присел на край мягкого уголка. Открыл пачку, высыпал в посудину, размешал с давно растаявшим маслом. Еще мгновение, движения — и уже кипяток в мою недо-картошку пошел. Черт! Хотел же еду заказать нормальную… Ну и ладно, похуй. И так сойдет. Не знаю даже… че ей надо.
Взять ложку — и взор на свою «пленницу». И что теперь? Самому кормить?
Прокашляться, подсесть ближе, тарелку чуть ли не под нос — и поехали: ложку в рот, да лишки стереть полотенцем… Ну, хоть жует да глотает сама — уже хорошо. Даже удостоила раз на короткое мгновение взглядом… ебачая наркота. Ох, и Кряга… ох, и советчик. А еще доктор, м*ть твою! Чтоб тебе самому такое жрать!
Еще усердия, еще черпания ложкой — и выдох. Мой — гребанного труженика. Никогда не думал, что это настолько нудное, бесящее занятие… когда не сам жрешь, а кому-то тыкаешь.
Невольно ухмыльнулся сам себе под нос двоякости фразы. Черти что в башке! Пора заканчивать… Пока я сам не поехал кукушкой окончательно.
Отставить посуду в сторону, на центр стола — и подхватить на руки свою красавицу. Понести в спальню.
Странный напор, легкое сопротивление в коридоре. Не сразу… но понял. Туалет… Сука, туалет…
Скривился я от неловкости. Но исполнил веление. Завел в комнату, но едва попытался стащить с нее шорты, как тотчас дернулась. Реально дернулась — несильно, едва заметно, но затем и взор прикипел ко мне. Поддаюсь — отпускаю, отступаю пару шагов назад и даже учтиво закрываю дверь.
— Ты это… не стесняйся, я пошел… — вспоминаю нашу ту встречу на даче у туалета и ее явное смущение.
«Черт, Сука…» — скривился я от злости, отвращения к самому себе — кто ж знал…
Притих, позорно играя в партизана. Не извращенец, но если притворяется… и начнет чудить, или если плохо станет — упадет, должен слышать. Но ничего. Легкий шорох, но ни стука, ни прочего.
Потопать ногами — блядь, аж самому смешно, и гаркнуть:
— Ну ты че? Все?
Тишина.
Резво открываю дверь — пи**ец. Стоит… мокрая. Шорты мокрые — статуя, мать его… не шевелится, но мы птица скромная, гордая, даже… если мертвая. Сделать с собой ничего не смогла — но и природа взяла свое. Стоит… по щекам текут слезы, и сверлит меня каким-то странным, не пустым… нет, глубоким, полным боли и отчаяния, укора, взглядом. И не знаю… кому из нас двоих сейчас стыднее — ей, или мне… что очк*нул тогда всего, соплей этих… отношений серьезных. Так бы ни одна тварь не посмела к ней притронуться… А теперь, блядь, получи: только как овощ… и может эта… дурочка, Сука, выжить.
Да пошли вы все на хуе! С чего я вообще его послушал?! Ну, прооралась бы хорошо, побилась головой об стенку, драку бы затеяла со мной — а там, гляди, и попустило бы. В *чко их препараты!
Шаг вперед — и притянул к себе, крепко сжал в своих объятиях, сам уже задыхаясь от горечи и боли. Тошно, дурно, мерзко — не от нее. Нет. А от жизни… которая до такого доводит. Тихий всхлип, дрожь — но тут же все покорно стихло.
Провел, погладил по голове — машинально поцелуй в макушку. Шепотом:
— Всё будет хорошо, Малыш. Назло всем уродам — мы справимся. Вопреки… всему.
Живо отстранился, подхватил ее себе на руки. Испугалась, пискнула, но тотчас вновь замерла.
В ванную — силой, ломая ее нелепое сопротивление — снять, содрать с нее все шмотки — еще усерднее давится, ревет. Пытался объяснять — похуй. Ну, и ладно!
НАДО! Раздеть догола — и струей теплой воды смыть все неловкости долой.
Зеленые разводы по белой эмали ванны…
Мать твою! Не мочить же швы… блядь!
Завернуть в банное полотенце — и унести в спальню.
Скрутилась. Дрожит…