Светлое Христово Воскресение (сборник)

– Ну, сахар-то, поди, таскал без спросу? – ласково спрашивает меня.

Боясь поднять глаза на священника, я дрожащим голосом отвечаю:

– Не… у нас полка высокая!..

И когда спросил он меня: «Какие же у тебя грехи?» – я после долгого молчания вдруг вспомнил тяжкий грех. При одной мысли о нём бросило меня в жар и в холод.

«Вот-вот, – встревожился я, – сейчас этот грех узнает батюшка, прогонит с исповеди и не даст завтра святого Причастия…»

И чудится, кто-то темноризный шепчет мне на ухо: «Кайся!»

Я переминаюсь с ноги на ногу. У меня кривится рот и хочется заплакать горькими покаянными слезами.

– Батюшка… – произношу я сквозь всхлипы, – я… я… в Великом посту колбасу трескал! Меня Витька угостил… Я не хотел… но съел!..

Священник улыбнулся, осенил меня тёмной ризой, обвеянной фимиамными дымками, и произнёс важные, светлые слова.

Уходя от аналоя, я вдруг вспомнил слова дворника Давыда, и мне опять стало горько. Выждав, пока батюшка происповедал кого-то, я подошёл к нему вторично.

– Ты что?

– Батюшка! У меня ещё один грех. Забыл сказать его… Нашего дворника Давыда я называл «подметалой мучеником»…

Когда и этот грех был прощён, я шёл по церкви c сердцем ясным и лёгким и чему-то улыбался.

Дома лежу в постели, покрытой бараньей шубой, и сквозь прозрачный, тонкий сон слышу, как отец тачает сапог и тихо, по-старинному, напевает: «Волною морскою скрывшаго древле». А за окном шумит радостный весенний дождь…

Снился мне рай Господень. Херувимы поют. Цветочки смеются. И как будто бы мы сидим с Котькой на травке, играем наливными райскими яблочками и друг у друга просим прощения.

– Ты прости меня, Вася, что я тебя «сапожными шпильками» обозвал!

– И ты, Котя, прости меня. Я тебя «шкилетом» ругал. А кругом рай Господень и радость несказанная.

С. Ляпустин

МОЛИТВА В ХРАМЕ

Как хорошо с душой открытой,

С душою искренней, простой,

Без мысли злобной и сокрытой

Придти молиться в храм святой,

И там внимать

словам священным,

На лик Спасителя взирать,

И с сердцем

кротким и смиренным

Пред Ним колена преклонять.

Богатым, бедным открывает

Покой и радость Божий храм,

И пенье дивное ласкает

Собой молящихся всех там.

Иди же, брат, с душой открытой,

С душою искренней, простой,

Без мысли злобной и сокрытой —

Иди молиться в храм святой.

В. Бахревский

С МОЕГО КРЫЛЕЧКА – РЕЧКА

Приготовление к исповеди

Удивительная жизнь пошла в школе. После двух-трёх уроков приезжал отец Илья, хористы выстраивались и в удивительной тишине начиналось моление.

Женька всё на стены смотрел: слова молитв – святые, они невидимые, но вечные. Они теперь на стенах, как броня от всего худого, недоброго. Теперь все уроки будут в радость.

Во вторник выучили канон Иоанна Дамаскина: «Воскресения день, просветимся, людие: Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни и от земли к Небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия!» – «Христос воскресе из мертвых!»

Выучили ирмос: «Светися, светися, новый Иерусалиме: слава бо Господня на Тебе возсия; ликуй ныне и веселися, Сионе! Ты же, Чистая, красуйся Богородице, о востании Рождества Твоего».

Ирмос – вступительный стих канона, а канон – церковная песнь.

В храме батюшка Илья служил теперь каждый день, и чем ближе к Пасхе – народу прибывало.

В Великую Среду в поучении сказано было о раскаявшейся блуднице, о предателе Иуде.

Окаянный Иуда засел у Женьки в голове. Ну как же так?! Был среди самых близких людей Богу! Самому Богу! И предал. За деньги. За тридцать сребреников. Сатане поддался. Был как светильник, а стал – тьма. Вон, грешница, и не подумала, что дорого – вылила на голову Христа полный сосуд драгоценного мира – и ей вечная слава, люди будут любить её во все времена.

Обида сжимала Женькино сердце: Иисус Христос ведь знал, кто Его предаст, но ноги-то омыл всем двенадцати. Хлеб преломляя на Тайной вечере, Иуде тоже дал.

Почему, почему свершилось так, как свершилось? Почему ни единого человека не нашлось в целом мире – защитить Христа? Он стольких излечил от смертельных болезней, столько людей прозрели, столько калек стали сильными! У Женьки даже слёзы навернулись на глаза от всех этих «почему».

Дома закрылся в своей комнате, взял чистую тетрадку. Тетрадка была в линеечку, бумага белая, аж сияет. Написал на первой строке большими буквами: «Мои грехи» – и призадумался.

Ничего плохого не сделал. Даже наоборот: все его хвалят. И в церкви, и дома, и Дядька Хлебушек хвалил. В животе пискнуло, заурчало. Вот, пожалуйста. Сегодня за весь день съел один сухарь. Чай пил один раз, без сахара. И похолодел: это же сатана его соблазняет, всё равно как Иуду.