Воскресший Господь в сумраке сада подошёл к скорбной: «Жено, что плачешь? Кого ищешь?» Мария принимает Его за садовника, сердце её, однако, продолжает гореть желанием найти дорогого Учителя: «Если ты взял Его, то скажи, где положил Его. И я возьму Его». Святое желание достигает высшего напряжения, душа расцветает святой красотой в этом желании, в этих поисках Учителя, и Воскресший блеснул в душу любящую лучом Своего воскресения, лучом вечной радости. «Мария!» – слышится Его кроткий, проникающий в душу зов… «Учитель!» – узнаёт Его Мария и стремительно падает к Его ногам. Радость встречи, свет веры, жажда души благоговейно служить Ему, хвалить Его – всё вылилось в восторженном возгласе: «Учитель!»
Святитель Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) РАССВЕТ ИЕРУСАЛИМА
Через кладбище запустелое
Золотые птицы проносятся.
В первой радости неумелая,
Вся в слезах стоит Мироносица.
Слово сказано ей заветное,
Ничего к нему не добавится.
Только птицы кричат рассветные
И на кладбище солнце валится.
С. Городецкий ПАСХА
Отлетели ночные метели.
Отошли белоснежные вьюги,
Бубенцы по дорогам запели,
Расписные забегали дуги.
Засмеялась весна голубая
И застывшую землю целует.
Растопясь, пелена снеговая
По пригоркам водою бушует.
Копят силу, весеннюю силу,
Разбухают смолистые почки,
И готовят для зёрен могилу
Чернозёмные, твёрдые кочки.
Праздник, праздник! Воскресла природа,
И поёт своё вещее слово
Голубиное сердце народа:
– Это свет Воскресенья Христова!
Митрополит Вениамин (Федченков) ПАСХА КРАСНАЯ
Пасхальные воспоминания
Вот – детство. Боже, как мы ждали этот день! Да можно сказать, что и весь пост был лишь подготовкой и ожиданием Пасхи. Так и Церковь на протяжении всех великопостных богослужений помнит и готовит нас к этому «нареченному дню». Но мы, дети, не зная богослужения, с каким-то чувством таинственным ждали этого единственного дня. Говорили ли нам родители о нём? Но они не знали смысла богослужений. Видимо, сама Божия благодать учила их, а они – нас.
Накануне «светлого дня» в нашем бедном домике, в одну комнату, разделённую невысокой перегородкой от «кухни», точнее – от печки, было чисто и убрано. И всё было исполнено ожиданием чудесной тайны какой-то. Пасха – это грядущая красота, которая вот-вот сейчас и явится. И ещё ребёнком я почему-то знал, что эта красота откроется только в храме, во всей её полноте. И потому я мечтал задолго, что «уж эту Пасху и меня возьмут» в храм на полночное торжество. А было мне тогда, вероятно, года четыре, не более пяти. Мишу, старшего брата, возили уже в прошлом году; а меня не брали, как я ни просил; мать успокаивала, но велела всё же «пока» соснуть: «иначе не выстоишь службы». И я, в ожидании, что меня в своё время разбудят, лёг. И проснулся, когда уже наши приехали ранним утром из церкви. Боясь повторения такой неудачи, я и просил мать разбудить и взять «миня»: она обещала. И на этот раз исполнила своё слово. На «пегашке» ночью мы всей семьёй, кроме меньших детей, поехали в церковь. Первая моя Пасха. Я не могу рассказать почему, но эта служба была для меня сплошным, непрерывным, ярким торжеством. И сейчас не сумею объяснить этого. Конечно, никаких богослужебных слов я не понимал, да и не слышал их: но некое внутреннее играние веселило меня. Чудное дело. Стоит задуматься над этим и богослову, и психологу; но сейчас – не до этого. Свечи в руках. Зажжённая люстра среди храма. Пение весёлое. Разодетые люди. Пальба из каких-то старинных пушек, хранившихся у «барина». «Христосование» – так называлось целование на пасхальной заутрене. Красные яйца. Кругом храма бочки со смолою и пылающие плошки. Потом освящение куличей и пасох вместе с крашеными яйцами; всё это было расставлено вокруг всего храма в чистых белых платках, с воткнутой в кулич копеечной свечкой.
Начиналась уже розоватая заря, тихая-тихая: точно вся природа замерла, прислушиваясь к тайне радостной Пасхи. Да, всё это верно; но радость Пасхи не от этого внешнего убора и не после него, а ещё прежде и независимо от всего играла в детском сердце. Как бы это сказать теперь: точно весь воздух в храме был наполнен, насыщен, пронизан духом радости, необъяснимой для ума.