Светлое время ночи

Он спешился, подошел к массивному серому валуну с обязательной резьбой и провел пальцем по кромке кроличьего уха. Ему вдруг стало неловко: а вдруг кто-нибудь сейчас наблюдает за ним со стороны и потешается над его чувствительностью, хоть бы даже хитроумная Зверда?

На пути в Гинсавер он осознал, что не расскажет Адагару о назначенном свидании на горе Золотой Нож даже под пыткой.

В этом решении не было так называемого «расчета». Скорее наоборот: решение обмануть Адагара строилось на полной противоположности «расчету» – на уверенности, шедшей из глубин души и не имеющей никаких рациональных оправданий.

«А как же глиняный человек? Как же обещание, данное Лагхе? Как же обещание, данное Овель?» – спрашивал себя Эгин.

Он не знал, что ответить своему строгому внутреннему судье. Он знал только, что с некоторых пор его душа живет одной только мыслью о встрече с баронессой Маш-Магарт. Все остальное было теперь Эгину безразлично. Или – почти безразлично. Иногда такое называют помешательством.

2

В свете этого не удивительно, что по приезде в Гинсавер Эгин вновь столкнулся с необходимостью много и изобретательно врать.

– Так что, пришелся тебе по нраву Маш-Магарт? – с лукавым прищуром поинтересовался Адагар.

– Ничего замок. Как по мне, есть в любом замке какая-то дикость.

– Да уж, дикости Фальму не занимать. Жизнь здесь суровая. А что бароны?

– Бароны воевать готовятся.

– Вэль-Вира тоже без дела не сидит. Вчера еще полтысячи пеших из-под Белой Омелы пришли… Эх, чувствую, уносить ноги отсюда надо, пока не задрались!

– Ты прав, Адагар, да только…

– Вот именно. Как там наше дело? Я уж твою записку, что ты с Уродом передал, и так читал, и эдак. А так и не понял, как там поживает наше предприятие. Что-то ты темнишь, варанец.

– Да чего тут темнить? Сказал же: дело на мази. Осталось самого главного добиться… – Эгин опустил глаза.

– А чувства?

– Чувства есть. Имеют место быть.

– Не лжешь? – недоверчиво переспросил Адагар, сверля Эгина взглядом.

– Конечно, нет. Баронесса скучать изволят…

– Если не лжешь, то почему ты здесь, а не там? Забыл, что ли, про наш уговор?

– Нет. Но Шоша и Зверда к горе Вермаут отправились, целых шесть дней их в Маш-Магарте не будет. Вот я и подумал: отчего бы не съездить сюда, к тебе, не проверить как там наш глиняный…

– Свое слово я держу. За меня не беспокойся, – заверил Эгина Адагар.

– Я не беспокоюсь. Я хочу доказательств.

– Видишь вон тот хрустальный кубок на столе?

– Вижу. И что?

– Вода в нем заговорена на приязнь. Как только приязнь к тебе у Зверды появилась, вода начала краснеть. Сейчас эта вода цвета неспелой малины, значит, дела идут и скоро малина поспеет, – Адагар скабрезно улыбнулся. – Я не ошибся в тебе, Эгин.

– И все-таки, насчет доказательств, – не отступал Эгин. – Вода покраснела. А глиняный человек?

– Ты нетерпелив, как голодное животное, – сказал Адагар, раздражаясь. – Когда в воде появилась первая капля красного, я начал делать глиняного человека. Сейчас он уже готов наполовину. А в тот день, когда у нас со Звердой случится «уста к устам», хе-хе, глиняный человек оживет.

«Значит, он не оживет никогда. Потому что уст Зверды тебе не видать, сумасшедший колдун», – проворчал про себя Эгин, старательно изображая удовлетворенность ответом мага.

– Это произойдет уже совсем скоро.

– «Скоро» мне не подходит. Мне нужно быстро. Ты ведь помнишь насчет двадцати одного дня?

– Помню. Но ведь этот срок истекает через восемь суток! Стоит только баронам вернуться с Вермаута – и Зверда твоя. Она уже была бы твоя, если б не срочное дело, которое унесло Зверду прямо из моих объятий. Ты можешь прямо завтра отправляться в Маш-Магарт вместо меня. Уверен, сразу по возвращении Зверда бросится к тебе с поцелуями.

Адагар испытующе посмотрел на Эгина. Хотя похоть и делала его наполовину безумным, критический ум мага никак не мог принять факт, что его мечта сбывается так быстро. Безупречность и точность, с какой Эгин, по его словам, исполнял этот невообразимый заказ, настораживала Адагара. Да и близкая война основательно его невротизировала. И все-таки, желание поверить в то, во что так давно хотелось поверить, взяло верх.

– Пожалуй, я верю, – сказал наконец Адагар. – И в знак своего доверия я покажу тебе глиняного человека.

3

Комната, в которую привел Эгина Адагар, зияла запыленной пустотой, если не считать одного-единственного кресла с высокой спинкой.

Кресло стояло прямо перед овальным оконцем, в котором висел пасмурный день цвета небеленого конопляного полотна.

Кресло было повернуто к двери спинкой. Оно было занято. Над спинкой колыхались захваченные сквозняком красивые черные кудри сидящего. Эгин замешкался на пороге.

– Проходи, нерешительность тебе не к лицу, – сказал Адагар и переступил порог первым.

Эгин справился с замешательством и тоже вошел. Дверь за его спиной бесшумно затворилась.

– До совершенства он еще далек. Но по крайней мере… – Адагар, склонившись над креслом, придирчиво рассматривал свое детище. – Что-то в нем есть! Не хуже Ели будет, разнеси меня Шилол!

Эгин подошел к Адагару и встал рядом. В кресле сидел нагой Лагха Коалара.