Светлые дебри

От лучезарных мечтаний его отвлек громкий хлопок, автобус стало заносить вправо, Антон вдруг увидел, как приближается к его лицу металлическая решетка моста. Потом ограждение стало отдаляться, послышался скрежет, визг тормозов, автобус завихлял на мосту и замер. Весь салон вдруг разом сделал выдох «ха-а-а-ах», потом этот звук рассыпался на сотни осколков: кто визжал, кто басом бубнил…Красный как рак, водитель вышел к пассажирам и объявил, что заднее колесо лопнуло и потребуется время для установки запасного. Люди высыпали на мост и побрели на другой берег. Автобус медленно выполз туда же, встал на обочину, водитель принялся менять колесо.

Антон стоял невдалеке и курил. К нему подошел молодой человек в бейсболке и, не говоря ни слова, дрожащим жестом попросил прикурить.

– Водила молодец, – парень сделал глубокую затяжку и выпустил дым. – если бы не он, мы бы уже рыб кормили.

Антон, подставив хмурое лицо, солнцу, выдавил из себя:

– Это я виноват.

Парень в бейсболке недоуменно посмотрел на Антона и замер. Потом встряхнул головой и спросил:

– Так… ты же в салоне сидел! Я ж тебя видел! Причем тут ты?

– Да не в этом дело… У меня черная полоса, непруха. Я приношу неудачу.

Глядя куда-то в сторону, тусклым голосом рассказывал какому-то незнакомому человеку о том, как началась эта мучительная черная полоса, как судьба его предупреждала в Питере. Как он метался по ночной ростовской улице в поисках сексуальных приключений и по утренней вокзальной площади в поисках сумки.

Его рассказ вдруг прервался, Антон почувствовал, как ему на пиджак что-то шлепнулось. На плече красовался белый птичий помет. Спокойно, без малейшего признака нервозности, показал парню в бейсболке пальцем на свое левое плечо:

– Смотри. А теперь посмотри туда, – вскинул указательный палец.

Наверху ни единого облачка, очень высоко летали какие-то птицы, они казались черными точками в сияющей голубизне небесного свода.

– С такой высоты ни одна птичка не попадет, даже если очень захочет.

Парень изумленно посмотрел в небо, потом снова на белый птичий «подарок» и на всякий случай отодвинулся от собеседника. Когда колесо было прикручено, пассажиры уселись в автобус и он тронулся, у края дороги остался стоять только один равнодушный мужчина с белым пятном на пиджаке.

Антон медленно перешел на другую сторону дороги и поднял руку, чтобы ехать обратно. Взгляд его приобрел некоторую отрешенность, движения стали размеренными. Была какая-то комичная странность в том, что птичье дерьмо, свалившееся с небес так идиотически внезапно, сделало его спокойным и невозмутимым. Шеф со своими помидорами уже мало заботил, а работу можно всегда найти молодому и умному мужчине, если он этого захочет.

Уже сидя в аэропорту, Антон Заломов через наушники своего мобильного телефона слушал встревоженный голос радиодиктора:

«На украинском железнодорожном переезде грузовой состав на полном ходу столкнулся с пассажирским автобусом, который следовал из Ростова. Все пассажиры и водитель автобуса погибли. На месте трагедии работает милиция и службы скорой помощи. Движение автомобильного транспорта не нарушено».

На лице безмолвного слушателя не дрогнул ни один мускул. Тупая заноза из сердца куда-то исчезла.

ДЕНЬ ВАРЕНЬЯ

Начальница сегодня как-то по-особому недобро усмехалась.

Верка-кладовщица, которую она про себя называла «дубинушка», смотрела на нее преданными белесыми глазами, сквозь которые видна ее дебелость.

«Вот оставь ей одни только глаза, а воображение тут же дорисует тело» подумала Ирина.

Верка и вправду была забавна: светло-рыжие натуральные волосы падали на лоб, отчего он становился еще уже. Шея, не задерживаясь особо, переходила в рвущуюся наружу грудь, ниже только телесное буйство.

– Ну, чего ты? – холодно спросила ее Ирина Николаевна.

– Так… сегодня же день рождения у Гали… Ирина Николаевна, вы будете деньги сдавать? – с некоторой неловкостью, начальница все же,– проговорила Верка.

– Вер, – Ирина Николаевна оторвалась от пасьянса «косынка»,

– Я что, не член коллектива? Конечно, буду! Вы по сколько собираете?

– По двести рублей, – так же неловко отозвалась подчиненная.

– На четыреста, – Ирина взяла из лежащей на столе стопки четыре сотенные купюры.

– Ну, это же много! Ирина Николаевна, нам что, тоже по четыреста собирать? – с разочарованием в голосе Верка была похожа на девочку-школьницу, которой учительница только что издевательски сообщила, что дважды два – пять.

– Вера! – Ирина нарочито строго повысила голос, хотя ей хотелось расхохотаться при виде девочки-женщины,

– Ты что сегодня не выспалась? Я не могу дать больше чем ты? Ты мне запрещаешь?

Ирина Николаевна слегка злорадствовала, нарочно поддавая жару, чтобы Верке было неудобней стоять перед ней.

– Может, ты хочешь поруководить моим кошельком?

– Нет-нет, что вы, Ирина Николаевна!

Ира все же не выдержала и хохотнула, отчего Верка тут же облегченно выдохнула:

– Ой, ну, тогда я побежала!

– Ступай, родное сердце, – уже на смехе произнесла начальница.