«Боже пошли мне смерть, пошли мне смерть» – шептали в бреду таких мучений губы Одноухого Боба. И только после трехдневного лежания, с минимальным шевелением, с глиняным судном под левой рукой, чтобы выпустить лишнюю влагу из пузыря, боль постепенно уходила и жизнь становилась нежной и симпатичной.
«Как мало надо человеку! Ты выздоровел и наступило счастье! И не нужны тебе ни золото, ни власть! И даже хочется всплакнуть от младенческого ощущения, оттого, какое оно бархатистое и долгожданное! Это счастье, когда ничего не болит…»
Свежий бриз с моря ласков и напорист, но что такое бриз для человека, привыкшего к штормам?
Часто старый Боб приходил к каменному изваянию святого Франциска, стоявшему невдалеке, на берегу залива. Франциск являлся талисманом местных жителей, молодожены приносили к ногам святого цветы.
Боб здоровался с камнем, спрашивал, как у него дела…
Боб был тем самым парнем, кто принес свое отрезанное ухо в английский парламент, что и послужило началом восхождения маленького британского острова на вершины мирового господства, закончившегося знаменитой фразой: «Над британской империей никогда не заходит солнце».
А ведь тогда на него, на Роберта Дженкинса никто не обращал внимания.
Он медленно шагал по главному залу Вестминстера, неся высоко над головой бутыль со спиртом из прозрачного стекла, в котором плавало что-то белесое. Какой-то маленький, скукоженный предмет.
Этим предметом и было его собственное Роберта Дженкинса ухо, отрезанное испанским беспредельщиком Хулио Фандиньо!
«А ведь именно я стал тем ключом! Тем самым ключом к морскому господству Британии, которое привело потом к знаменитой фразе, которую не устают повторять эти надутые индюки в парламенте: «Есть Британия, а есть остальной мир!»
То есть, «Британия – выше всех»
Тори надо мной смеялись… показывали пальцем: "посмотрите на этого придурка, он отрезал ухо какого-то бездомного пьяницы с окраины Ист-Энда и принес к нам, сюда, хочет, чтобы мы поверили ему!"
А это мое ухо!
Мое, черт возьми!
Этот скот, Фандиньо, командир испанской военной эскадры, что нес чертову службу берегов Кубы, приказал своему матросу оторвать мое ухо, но я его сохранил! То есть Фандиньо сначала надрезал, а потом подозвал матроса, приказав оторвать.
Мое гребаное ухо.
– Передай своему королю, что я прикажу оторвать уже оба его ганноверских лопуха, если тот прибудет с контрабандой сюда, в Новый Свет!
Как обидно это слышать…
Как обидно…
Хотя Георг II никогда не вызывал уважения, но это был мой король, испанский черт тебя задери!
Мой, британский суверен!
И именно ему я клялся в верности! Оскорбив моего короля, он оскорбил и мою честь!
Попался бы ты мне юнгой на судне, оторвал не только твои уши…
А что мне оставалось делать?
Сначала засолил свое драгоценное ухо, потом засунул в бутылку рома, который, собственно, и продавал в испанских колониях. Смешно звучит… но эту бутылку чуть не выпил придурочный Джим Красная Борода! Хе-хе!
Тот самый Краснобородый Джим, сначала служивший у меня матросом на «Ребекке», потом ставший боцманом на каперской посудине, забыл уже название… как же ее звали…не помню, и гостивший уже в качестве знаменитого пиратского капитана тут, в моей хижине на Кубе, за полтора года перед тем, как его повесили на рее испанского галеона вверх ногами, захватив ночью всю команду пьяной в хламидомонаду…
Вот дурак!
Пить можно только вне работы!
Вне! Гребаной! Работы! А ведь говорил я ему, говорил!
«Ты слишком много пьешь, Джим!», но тот только смеялся: «Кто не пьет, тот здоровеньким помрет!»
Нет… нет… когда добываешь золото из испанской крови, пить ром нельзя…
То место, когда-то бывшее ухом Боба, никогда, почти никогда не болело.
Оно плохо слышало, это да, что-то нарушилось там, вероятно…
«Но после того, как я стал героем газет, после того, как меня в качестве обезьяны водили по лондонским салонам, показывали пальцем и говорили:
– Посмотрите, да это же тот придурок, которому испанец оторвал ухо!
Именно тогда я решил поискать удачи.
Тогда уже было опасно корсарить под своим именем.
По многим причинам. Главная причина, конечно, проста: надо куда-то возвращаться.
Помните эту песню, что пел когда-то печальный Бобби Гребенс: "Когда воротимся мы в Портленд, мы будет кротки как овечки, да только в Портленд воротиться, нам не придется никогда!"
Ну, что делать… отрастил бороду и длинные волосы, скрывавшие отрезанное ухо, и стал Джимми – Черная Акула.
Чтобы ни у кого не возникало дурацких вопросов, присобачил к отрезанному уху громадную золотую серьгу, она висела на специальном кожаном приспособлении, создавалось полное впечатление, что висит на ухе, но уха из-за волос не видно!
Ха-ха! Всех обманул! Даже себе иногда казалось, что выросло новое ухо!
Быстро повезло.
Темной туманной ночью мой дозорный усмотрел огни испанского военного судна, переправлявшего в Испанию остатки золота майя и вот теперь я богаче короля.
Только об этом нельзя говорить: тут же налетит орава хищных птиц и обдерет до белой косточки.