Светлые очи мага Ормана (СИ)

Пока Мар-ди был минарсом, он путешествовал по мирам, вербовал минервалсов, как когда-то обратили его. После повышения обосновался при храме, воспитывал минарсов. Он присутствовал на погребении праха Бадиол-Джамала - его сожгли в одном из миров. Славная жизнь, славная смерть… Теперь он понимал чувства старика так хорошо, как никогда. Если бы его ученики смогли сделать больше, чем он - это было бы самым большим счастьем. Ведь главное не в том, чего добился именно ты, а чего добились они вместе. Сколько света принесли во вселенную.

Диригенс осознал, что зар остановился. Как много успел он вспомнить и передумать, пока бриллианты крутились! Отдохнул душой, сбросил лет десять. Не иначе, как ареопагит помог. Спасибо, что не оставляет своего смиренного слугу.

Зар и теперь благоволил к нему: Дерд-чар. Сразу два рыцаря устремились вперед, плечом к плечу. Лучше этого зара может быть только… Джют-се! Зар, который чуть не уничтожил его в первой битве, теперь сыграл на руку противнику. У него тоже с места сорвались два рыцаря, но заняли более выгодные позиции: один прикрывал переход остальных, а другой устремился вперед.

Еще один бросок зара и Мар-ди замер от ужаса: белый воин присоединился к первым двум, а черные заняли ключевые позиции, не позволяя его отряду сделать ни одного шага по полю, конечно, не все еще потеряно, но…

Не может быть! Ек-эк. А черный рыцарь надменно усмехается - наверняка так же, как его повелитель. Никому из отряда нельзя сделать ни шага, только тройка первых рыцарей уходит все дальше и дальше. Черные встали стеной. Один шанс из шести, что ему удастся выбраться из этой ловушки. Нет. Ни одного шанса.

Диригенс потеряно смотрел на поле. Потом на зар. Потом мимо бриллиантов, не обращая внимания на точки-глаза зара, потемневшие в предвестии беды. Где ты, Ланселот? Как бы я хотел увидеть тебя. Впрочем, зачем? Этот управитель не знает пощады. Он не может щадить, ведь проигрыш означает для него потерю мира. “А как бы поступил ты?” - услышал он внутри себя. О да, он поступил бы так же - сражался бы до конца. Только… Только он никогда не стал бы Управителем. Не потому что не способен на это, а потому что уверен: те, кто берет на себя смелость творить миры, подлежат осуждению. Есть только один Творец, а все остальные - жалкие подобия, лишь оскверняющие вселенную.

“Ты ошибся, Ланселот, - сказал он внутри себя. - Ты ошибся в тот момент, когда взял на себя смелость сотворить мир. Ты не должен был этого делать. И мы это исправим”.

“Вам придется постараться”, - это уже не могло почудиться. Ланселот действительно с ним разговаривал. И он не насмехался. Не был самоуверенным болваном, недооценивающим врага. Он сказал это спокойно и веско, как воин, готовый к сражению.

Мар-ди понял - им действительно придется постараться.

16 июня (35 Дождливого), около восьми вечера

Второе перемещение Ивана прошло не так удачно, как первое. Видимо, сказывалась усталость. Он пытался выполнить две задачи: попасть ближе к замку, но так, чтобы стражи его не заметили. Для этого минарс выбрал небольшую расселину рядом с дорогой, ведущей в замок. Стражи не могли увидеть, что творится внутри. Позже, когда он отдохнет, для дальнейшего пути наложит на себя заклинание невидимости и сможет прямиком попасть к Иситио. Все рассчитано правильно, только…

Пещера оказалась не с плоским дном. Она полого уходила вниз. Так что, переместившись чуть дальше от входа, ноги, попав на наклонную поверхность, поползли в пропасть. Он едва успел выбросить наружу посох и, срывая ногти, вцепился в камни. Падение прекратилось, но Иван боялся пошевелиться. Это надо же так влипнуть? Все тело пылало от использования магии, из-под пальцев сочилась кровь. Посох валяется где-то на дороге. Кто-нибудь пройдет - и прости-прощай верный друг. Так и этого мало, сегодня тридцать пятое Дождливого, значит, надо быть в замке до заката. А осталось не больше получаса. Или как там местные говорят? Десять песен. Минарс попытался успокоиться, не делать лишних движений. Первым делом надо остыть. Когда кожа не будет так пылать, силы появятся, чтобы выбраться. Он прижался к скале щекой. Камень прохладный, значит, его союзник. Так в детстве он прижимался щекой к ледышке, после разгоряченных боев за снежную крепость. Только ледышку выбирал гладкую, а камень - неприятно шершавый.