Светлые очи мага Ормана

Сашка в последний раз оглядел полупустую комнату: кровать со старой, латаной-перелатной простыней, подушка без наволочки, стены в выцветших, самых дешевых обоях, облезлая тумбочка у окна и на ней лампа без абажура. На стене бабушкин ковер — единственное украшение.

Мама и сестра договорились и выкинули его из своей жизни. Вот и вся любовь. «Сволочи, — от жалости к себе хотелось плакать и кричать. — Сволочи, сволочи! Ну, почему они такие сволочи? Почему они не понимают?» Тут же на смену жалости в душу хлынула злоба. Ее было столько, что разнес бы стены по кирпичику. Но силы в тонких руках совсем не осталось. Руки дрожали. Телу требовалась доза. Если бы жил сейчас с ними, нашел бы где-нибудь заначку. Теперь же он был один на один со своей бедой. Хотелось убить кого-нибудь, но и на это не было сил. Что делать? Что?

Он и так был должен бешеные деньги. Ему вообще из дома выходить нельзя: поймают — огребет от Барина по полной. А как жить?

Сашка сел на пол и заскулил. Вот ведь ерунда какая! С рождения любили. Жалели. Как же — он ведь больной! Инсулинозависимый диабетик с пеленок. На что ему была жалость, если все, что было доступно здоровым детям, проходило мимо него: «Не прыгай, не бегай, не порежься, не перенапрягайся». Сразу бы сказали: «Не живи!» Убили бы в младенчестве.

Он стал принимать наркотики, потому что нечего было терять. Здоровье? Его и так нет. Жизнь? И ее, по сути, нет. Тут хоть какое-то забытье. А они не понимали. Они уговаривали бросить.

Он бросал несколько раз. Один раз в клинике — совсем дозы не хотелось. Телу не хотелось. Такой боли как сейчас не было. Зато на душе такая изматывающая тоска, что хоть вешайся. И он сорвался.

Пробовал бросить еще несколько раз, когда уговаривали или просто денег не хватало. Чувствовал себя еще хуже. Через год его не узнавали на улице — он выглядел лет на двенадцать старше. Мама прятал ценные вещи под замок — он взламывал. Потом Сашку перестали ругать и увещевать. Просто отселили от себя и забыли. А ему-то как? Как?

Сквозь пелену слез снова взглянул на бабушкин ковер. Старый. Потрепанный. Но, может, хоть кто-нибудь пожалеет? Может, дадут хоть немного денег. Займет, в крайнем случае у какого-нибудь лоха. Не все же в мире такие сволочи как мать и сестра. Он вскочил и дрожащими руками стал снимать ковер со стены.

Мысли метались в голове, словно и не его. Словно кто-то залез к нему в голову и там разговаривал.

«Кому нужен этот старый ковер? Еще менты за него заберут на улице».

«А если не хватит денег с ковра, можно и кровать, и подушку загнать».

«Менты ерунда. Главное, Барина не встретить».

«Почему они такие сволочи? Почему они не понимают?»

Наконец, ковер сорван со стенки и кое-как свернут в рулон. Сашка сел на него, чтобы отдышаться. Трясло все сильнее. Так глядишь, и продать не сможет — скрутит. Но надо хоть попытаться…

16 июня, около восьми утра, лагерь в лесу

Завтракали они за одним столом с Каоном, Асуэлом, Торастом и Утом, расстелив серое холщовое, грубо тканое покрывало на земле в центре лагеря. С одной стороны — большой почет. С другой — шансы сбежать минимальные. Другие существа расселись рядом и тоже готовили пищу. У орков этим занимались женщины. Они были такими же воинами в отряде, как и мужчины. Наравне с ними переносили тяготы службы и тяжесть боев. К тому же легко справлялись с необходимостью накормить ораву голодных воинов. Сейчас они жарили какую-то тушку на вертеле. Из уважения к эльфам сели с подветренной стороны, чтобы их не стошнило от запаха жженой плоти. Влад бы с удовольствием понюхал дымок. И поел бы с удовольствием. Такое приготовление он видел лишь в кино. Всегда казалось, что должно быть очень вкусно. Ут витиевато спросил, что они едят. Известие о том, что они всеядны, могут подкрепиться и растительной пищей и мясом, и, на худой конец, просто куском хлеба, его не обрадовало. Он скептически поджал губы. Может, это показалось подозрительным?

Из отряда двуногих ушли два орка и эльф — наверно, остались на страже. Вольфы тоже исчезли в лесу. Из всей стаи только Свирепый расположился неподалеку, все так же положив голову на лапы. За обедом людям рассказывали о порядках в военном отряде. Говорил в основном Каон, роняя слова небрежно, будто по необходимости. Ут иногда считал необходимым уточнить или прояснить что-то.

— Сегодня тридцать пятое Дождливого месяца. Мы пришли вчера. Значит, наша стража закончится тридцать четвертого Синего месяца. Тогда и отправимся прямиком к Орману, — объяснял им рикмас, положив в рот небольшой кусочек лепешки с медом. Влад ожидал, что он будет есть, по меньшей мере, жуков с бабочками. Ан нет, вкусы совпали с хоббитом. Асуэл сидел вполоборота. Не хотелось ему смотреть на мясо. Тораст увлечен едой. Только Каон пристально разглядывает людей.

— А с кем-нибудь нельзя нас отправить? — не смотря на то, что давно не ел, Влад вяло жевал лепешку, на которую положил кусок жареного мяса. Последние известия совершенно отбили аппетит.