Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки

И этот же день стал вершиной экспедиции. Через два дня французы приступили к созыву новой армии. Тем временем, когда новости – и трофеи – достигли Англии, к походу поспешили присоединиться толпы необученных и плохо вооруженных людей. Крестьяне, городские подмастерья и опять монахи: они надевали белые капюшоны, нашивали на одежду красные кресты, но не брали с собой ни оружия, ни провизии. Эти новые рекруты присоединились к Деспенсеру, когда он осадил Ипр, город большой стратегической важности (то, что его обитатели и так были на стороне Урбана, Деспенсера не остановило). На помощь крестоносцам пришло подкрепление из Гента, но сломить оборону города им так и не удалось. Осада растянулась на июнь и июль, запасы продовольствия и пресной воды подходили к концу, и осаждающим пришлось затянуть пояса. Страдающие от летней жары солдаты пили грязную, вонючую воду, вследствие чего, как пишет сент-олбанский хронист, «смертоносная зараза распространилась среди людей, и каждый день множество умирало от дизентерии»[405].

Из Мальмсберийского аббатства события выглядели несколько иначе. Первоначальный успех Крестового похода не притупил подозрительности местного хрониста, с какой он относился к «воинственному епископу» и сопровождавшим его «вооруженным священнослужителям и фальшивым богомольцам». «Он осадил Ипр, – сухо замечает хронист, – но горожане храбро защищались и убили много людей. А Господь ударил сзади, и они теперь помирали от кровавого поноса»[406]. Бенедиктинские историки сходятся в одном: крестоносцы страдали от кишечного заболевания. Но что стало причиной болезни – окружающие условия или же кара Господня? Кто погубил крестоносцев – зараженная вода или Бог?

Короткий ответ: может быть, и то и другое. В предыдущей главе мы узнали, как астрологи пытались разобраться, чем была вызвана черная смерть: стечением звезд или людскими грехами. Читали мы, как Матвей Парижский раздумывал, от чего умер пьяный брат Уильям Пайган в тайнмутской уборной – от холода или от десницы Божьей? Средневековые мыслители давно задавались такими вопросами. Если Господь насылает болезни, то кого и за что он наказывает: отдельных людей за их ошибки или же целые страны и все человечество за первородный грех, совершенный в райском саду? Иисус не раз отказывался винить отдельных людей в их несчастьях, но игнорировать вероятность божественного возмездия было непросто, особенно если болезнь поражала абсолютно здорового человека и моментально сводила его в могилу[407].

Люди Средневековья никогда не воспринимали болезни однобоко. В 1250 году французский король Людовик VII, принимавший участие в Седьмом крестовом походе, страдал от таких ужасных приступов дизентерии, что ему пришлось проделать сзади дырку в штанах. Его биограф пишет, какому унижению подвергся король, когда он ехал домой на маленькой вьючной лошади в сопровождении одного-единственного рыцаря и в итоге попал в руки египтян, в то время как вся его армия отправилась восвояси морем. С точки зрения биографа, то, что король оказался не властен над своим телом, неразрывно было связано с тем, что он позорно утратил власть над армией[408]. Но даже если болезнь была воздаянием за грехи, это не мешало окружающим относиться к хворым с состраданием. Так поступали и монахи Сент-Олбанса, которые содержали два дома призрения для больных проказой. Моля Бога о чудесном исцелении и надеясь на божественное вмешательство, почему бы не испробовать лечение, которое предлагает медицина?

Такие взгляды на болезнь способствовали развитию различных методов врачевания. В Средние века словом «дизентерия» описывали широкий спектр симптомов, которые могли быть вызваны самыми разными причинами – современные микробиологи подразделяют их на бактериальные, вирусные и паразитические. (Недавно проведенный ферментный анализ выгребных ям времен крестоносцев в левантийском городе Акре подтвердил, что армии латинян поразила амеба, которая часто вызывает подобные состояния.) В те времена дизентерию обычно лечили вытяжкой из желудка зайца, заплесневелым сыром и освященной родниковой водой. Но знания о кишечных болезнях, как и медицинские знания в целом, в XIV веке стремительно накапливались. Неудивительно, что в век, когда вокруг бушевала чума, врачи заинтересовались внешними причинами болезней. В то же время некоторые специалисты все чаще высказывали опасения, что сильные лекарства в неподходящих дозах сами по себе способны навредить пищеварительному тракту. Они винили некомпетентных аптекарей и невежественных лекарей, которые, казалось, безнадежно отстали от жизни в эпоху, когда медицинское образование в университетах становилось все более структурированным и профессиональным[409].

Красочный портрет такого передового по тем временам доктора мы встречаем в «Кентерберийских рассказах». Позвольте представить вам еще одного из чосеровских пилигримов: