Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки

В 1420-х годах индиец Рамачандра Вайджапеин, писавший на санскрите, ставил астролябию превыше всех прочих приборов. «Если вы хорошо знаете астролябию, – восторгался он, – Вселенная покажется вам яблоком на ладони»[276]. За 40 лет до этого в противоположной части света Джеффри Чосер выражал те же чувства по-английски. Его «Трактат об астролябии» был таким же всеобъемлющим введением в математику небес, как «Трактат о сфере» Сакробоско. Чосер утверждал, что написал свой труд для десятилетнего мальчика, которому не терпелось заполучить это устройство и проникнуть в его тайны. «Малыш Льюис, сынок, – начинает Чосер, – я понимаю, как тебе хочется постичь науку пользования астролябией»[277]. Однако «малыш Льюис» мог быть просто маркетинговым ходом. «Трактат об астролябии» – современное название; первоначальный заголовок, придуманный то ли самим Чосером, то ли одним из первых переписчиков, звучит как «Хлеб и молоко для детей» – что равносильно надписи «Для чайников» на обложках современных книг. Многофункциональность астролябии превращала ее в идеальный отправной пункт для погружения в тайны науки, и трактат Чосера копировали повсеместно, в том числе в монастырях[278].

Символическое значение инструмента было почти так же велико, как и практическая польза от него. Руми, персидский поэт XIII века, писал: «Любовь – это астролябия тайн Божиих». Астролябия служила ключом к познанию – Бога и самого себя. Если Природа – это книга, которая, подобно Священному Писанию, содержит ключ к пониманию Божественного замысла, если мировая сфера, как писал Сакробоско, это механизм, тогда в прихотливом движении деталей рукотворной небесной машины можно отыскать ключи к механизму Творения – заглянуть в Божественный замысел. Более того, изучение астролябии помогало человеку определить и собственное место в мире – не только в географическом, но и в экзистенциальном смысле. Чосер завершает пролог к своему трактату намеком на нравственный долг человека определить свое место в общественном устройстве. «Боже, храни короля, – пишет он, – и всех, кто ему повинуется, сообразно положению каждого». Это политическое заявление – не случайная метафора. Не стоит забывать, что средневековая наука не была искусственно отделена от сферы нравственных проблем. Градусы высоты светил и ступени социального ранга плавно переходили друг в друга. Трактат Чосера – это не только руководство по эксплуатации конкретного инструмента и не обычный учебник астрономии. Он служил целям всестороннего образования[279].

В разные времена и в разных странах образовательные стандарты различались, соответственно менялась и конфигурация астролябии. К примеру, мастера, интересовавшиеся астрологией, наносили на инструмент специальную разметку, облегчавшую астрологические расчеты[280]. Если определение времени не входило в круг интересов пользователя, мастер мог собрать астролябию без фронтальной линейки. Определять время без нее было затруднительно, но все-таки возможно, зато линейка не заслоняла паука и облегчала фиксацию положения звезд. В исламских странах мастера снабжали астролябию набором кривых, позволяющих определить время для намаза в соответствии с предписаниями Корана. Существуют астролябии, указывающие направление на Мекку из разных городов. Мастера латинской Европы обычно заполняли пустое пространство в центре календаря квадратом теней, с помощью которого без труда можно вычислить высоту здания, если известно расстояние до него, – или наоборот (см. рис. 4.11).

Но чаще всего астролябии комплектовали добавочными сетками альмукантаратов, чтобы прибором можно было пользоваться и в других широтах. Из первой главы мы знаем, что высота Полярной звезды над горизонтом равна широте, на которой находится наблюдатель. Полюс мира, вокруг которого вращаются все звезды, должен совпадать с центром астролябии, и, если мы хотим переместить астролябию на другую широту, нам необходимо снабдить ее новым горизонтом. Астролябия из музея Уиппла – редкость в своем роде: у нее один-единственный набор альмукантаратов, выгравированный прямо на донышке инструмента. Возможно, первый владелец этой астролябии не планировал брать ее с собой в поездки, тем более что она значительно больше обычной. Но у подавляющего большинства сохранившихся астролябий свободное пространство внутри тарелки заполнено как минимум парой дополнительных медных пластинок-тимпанов – как правило, их было три-четыре. Именно поэтому основание астролябии стали называть mater – «матерью», сосудом, «который во чреве своем носит тонкие пластинки», как объяснял Чосер юному Льюису[281]. На каждый из тимпанов с обеих сторон наносилась сетка высот и азимутов для разных широт, чтобы переезжавшие с места на место средневековые ученые могли использовать свои портативные вычислители везде, куда бы ни отправились. Все, что им нужно было сделать, – вытащить центральный шпенек, снять линейку и паука, поменять местами тимпаны и заново собрать инструмент.