Светлый берег радости

Продавщица, которой я объяснила, что мне надо хорошее платье на вечер, сразу оживилась и притащила мне что-то воздушно-кремовое и «недорого», как она сказала. Я глянула на ценник: в самом деле, всего две с половиной тысячи долларов! Но дешево или дорого, а платье мне не нравилось, я его даже мерить не стала: не хочу походить на давно распустившуюся чайную розу. Я отвергла помощь продавщицы и стала выбирать сама. На это платье натолкнулась не сразу, а когда увидела, то сначала удивилась. Оно было комбинированным: лиф с легким напуском — что-то черное, полупрозрачное, струящееся, а юбка из мягкого трикотажа, тоже черного, но в глубине словно серебряные искры проскакивают, не ярко, как люрекс, а приглушенно. Никогда раньше мне не пришло бы в голову, что можно сочетать два таких разных материала и что мне это понравится. Но мне нравилось, и очень. Если бы меня попросили придумать название для этого платья, то я назвала бы его «грезы ночи». Когда я пошла с ним в примерочную кабинку, продавщица округлила глаза. Спохватившись, я посмотрела на цену — тысяча семьсот, так я на нем сэкономлю. Не знаю, чего она так таращилась, фасон ей не нравился или еще что, но это ее дело, а не мое. Платье сидело на мне прекрасно, но сразу же возникли две проблемы: спина была сильно открыта, а при полупрозрачном лифе появиться в нем без лифчика я не смогу. Хотя некоторые так запросто носят, но я недостаточно раскованна, значит, придется купить под него черную грацию. Вторая проблема — это длина юбки: чтобы не наступать себе на подол, мне нужны туфли на очень высоком каблуке. У меня таких нет, и в Аськином гардеробе тоже, значит, придется покупать и туфли, а смогу ли я на таких каблуках ходить? Но платье было чудо как хорошо, и вдобавок спереди почти под горло, значит, не надо никаких украшений, а у меня их как раз и нет. Продавщица смущенно предупредила меня, что платье это не из Франции, а работы одного молодого и пока не слишком известного модельера, ее знакомого. Он очень просил ему помочь, вот она и вывесила платье, хотя это строго-настрого запрещено, если узнают, то ее сразу уволят.

— Нет проблем, — пожала я плечами.

Она не стала пробивать чек, я заплатила ей и попросила передать благодарность мастеру.

Грацию я купила в соседнем магазине, а туфли через улицу. Дома потренировалась — ходули! Но кажется, на ногах я смогу удержаться. Помаршировав в них с полчаса, я успокоилась, больше времени не было, мне еще мыться и краситься.

В тридцать пять минут шестого я спустилась вниз, шеф уже был там и нервничал, сказал, что собирался уже подняться ко мне и поторопить. Оглядев меня, он заметил:

— Ты опять какая-то другая, незнакомая. Поскольку больше он ничего не добавил, мне оставалось принять это за комплимент.

На презентации (кстати, я забыла спросить, по какому она поводу) народу было не протолкнуться. Шеф быстро подвел меня к мужчине примерно его лет, седовласому и импозантному. Звали его Михаил Ефремович. Не стоило труда догадаться, что именно из-за этого человека шеф и притащил меня сюда. Разговор шел не деловой, а вполне светский: о книгах, нашумевших театральных постановках и последнем аукционе «Сотби», где было продано полотно Ренуара. Но, судя по взглядам, которыми мужчины время от времени обменивались, между ними шел еще один разговор, неслышимый, и разговор этот был острым. «Может быть, они телепаты?» — мелькнуло у меня в голове. Но это не слишком занимало меня, пусть себе телепаются сколько хотят. Я исправно улыбалась, склоняла кокетливо голову и вообще старалась как могла, хоть кокетство явно не моя черта характера. Думала же я о том, смогу ли обойтись одними улыбками? Вполне в духе шефа, если окажется, что он угощает нужных ему людей своими секретаршами так же просто, как, скажем, яблоками или кофе. Но пока все было пристойно. Тем временем разговор как-то незаметно перескочил на любовь. Михаил Ефремович вдруг сжал мою руку, которую уже несколько минут удерживал в своей, и показал глазами на очень красивого мужчину лет тридцати пяти, вокруг которого вились сразу три женщины.

— Как вам такой объект для любви? Скажите откровенно, нравится?

— Для любви? — позволила себе удивиться я. — Это объект вложения денег, а не любви.

Собеседник склонился ко мне, чуть насмешливо сверкая глазами и явно стараясь меня обворожить.

— А вы жестоки, дорогая моя. Значит, вы полагаете, что этот красавец — альфонс?

— Может быть, и альфонс, но скорее всего, жиголо на почасовой оплате.

Михаил Ефремович весело рассмеялся, в его бархатном голосе послышалось мурлыканье огромного, довольного собой кота. Этот смех явился как бы сигналом для шефа об окончании телепатического разговора, и окончании для него удачном — я поняла это по его заблестевшим глазам. Он вдруг как-то засуетился, стал предлагать бокалы с шампанским — пришлось взять. Пить я не собиралась, еще мне было жарко и неловко оттого, что Михаил Ефремович прижимает мой локоть к себе и стоит так близко.

— А уж не презираете ли вы вообще всех мужчин, Асенька? — спросил он вкрадчиво.