Светлый демон

– Спасибо. – Черт возьми! Кажется, мне делают комплимент.

– С другой стороны они могут подойти? – меняет тему Николай. – Я умею стрелять и могу там подежурить.

Я совершенно непроизвольно поднимаю руку и треплю его макушку.

– Тебе не надо ни в кого стрелять, Коля. Ночью там никто не сможет забраться.

– А утром? Я залягу там утром.

– Они не будут ждать. Им надо успеть до рассвета.

– Почему?

Я не решаюсь сказать ему правду о страшном вирусе, мутирующем в его организме. Смотрю на часы, и у меня вырывается:

– Пять часов.

– Уже? – удивляется он.

– Я ошиблась. Сейчас еще полночь. А пять, это так…

Я пытаюсь улыбнуться, а в голове звучит невысказанное. «Через пять часов ты превратишься в бактериологическую бомбу, способную инфицировать всех, кто будет рядом с тобой. Еще через сутки тебя не станет. А потом придет черед остальных. В первую очередь – мой».

– Светлана, я очень-очень благодарен тебе за помощь. Без тебя я бы пропал.

Я, наконец, улыбаюсь по-настоящему. Всегда приятно, когда тебя хвалят, даже в безнадежной ситуации. Моя улыбка ободряет Николая. Жутко смущаясь, он продолжает:

– У меня никогда никого… И ничего, ни с одной девушкой… А ты такая…

– Тсс, – я прикладываю палец к его губам.

Чутье подсказывает, что в рядах противника что-то происходит. Я прижимаю голову Николая к земле, опускаю на глаза очки ночного видения и осматриваю склон сквозь оптический прицел. У кромки леса наблюдается шевеление. Два человека прячутся за соседними стволами елей. У одного из них виднеется бинокль. Наивный. Что он разглядит ночью сквозь обычную оптику? Меня в кустах точно не увидит.

Наблюдатель, видимо, убеждается в этом и опускает бинокль. Его раздосадованное лицо шевелит губами, выплевывая неслышимые ругательства.

– Барсук, собственной персоной, – шепчу я. – Как же он хочет тебя, Коля.

– Меня? В каком смысле?

– Он хочет, чтобы тебя не стало. Совсем.

– Но почему?

– Надо послать ему привет. – Я целюсь.

– Ты убьешь его?

– Зачем. Поиграю немного.

– А если случайно попадешь не туда?

– Случайной смерти не бывает, Коля.

Я дважды стреляю. Пули дружно разбивают обе зрительные трубы бинокля. Барсук прячется за дерево. Я поднимаю прицел выше и тремя пулями перебиваю толстую ветку над его головой. Она с хрустом валится вниз.

А дальше происходит невероятное.

Барсуков, не таясь, появляется из-за дерева, стряхивает иголки и распрямляет плечи. Он смело поворачивается ко мне лицом.

«Что за бравада?»

Лазерный прицел нащупывает старую рану на его правой ладони, «гладит» ее и перекочевывает на левую.

«Ты помнишь меня, Барсук?»

Он замечает блуждающую красную точку, но не пытается прятаться. Кажется, он догадывается, что я задала ему вопрос, и отчетливо кивает.

«Так что же мне с тобой делать?»

Прицел упирается ему под сердце. Его рука инстинктивно дергается, пытаясь стряхнуть красную точку, словно назойливую муху, но на полпути прекращает попытку. Он лезет в карман и достает мобильный телефон. Демонстрирует его мне и подносит к уху.

В следующую секунду в моем кармане беззвучно завибрировала телефонная трубка.

65

– Это Барсуков.

– Вижу. Откуда знаешь мой номер? – неприятно удивилась я. Левую симку я приобрела специально для этой поездки и еще не использовала.

– Это моя работа. Я профессионал.

– Я тоже, – чтобы продемонстрировать убедительность своих слов, пришлось побродить красной меткой по лицу противника.

Его скулы напряглись, но Барсук не дрогнул.

– Наслышан, – выдавил он. Слова давались ему с трудом. – Может, хватит играться? Стреляй… или давай поговорим.

– О чем? О том, как ты когда-то пошутил над впечатлительной девчонкой? Вместе с Караваем. – Я сместила лазерный прицел на его ширинку. – Ты славно тогда порезвился. Работал в поте лица. Не жалел своего дружка в штанах. Я тоже к нему не испытываю жалости. И тоже люблю шутить. По-своему…

Барсук опустил взгляд. Показной героизм мгновенно улетучился. У него перехватило дыхание, и мне казалось, я слышу, как колотится насмерть испуганное сердце. Он плюхнулся за дерево и несколько минут приходил в себя.

– Ты не описался, Барсук? А то я не в курсе, пора ли мне смеяться.

– Да что ты себе позволяешь! Ты продажная тварь и преступница!

– А ты? Продажный мент? Это, конечно, звучит круче. Ты когда-нибудь считал, Барсук, сколько статей Уголовного кодекса по тебе плачут? Те, кого ты сажаешь, ангелы по сравнению с тобой.

– Заткнись!

– Это ты хотел поговорить, не я. Впрочем, после караваевских откровений меня мучает один вопрос. Когда ты навострил свою дрючилку, Барсук? В какой момент? Как только услышал стрекот мотоцикла под окнами общаги? Или в те годы ты мог часами в постели кувыркаться?

– Я не желал тебе зла.

– Поэтому зашторил окна, не запер дверь и бросил Колину куртку при входе? Да, ты не думал о зле. Ты вообще не думал о последствиях! Ты веселился, а веселье для тебя – это боль других.

– Хватит ворошить старое.

– Я бы не ворошила, если бы ты меня убил. В тот день, когда ты стрелял в меня, тоже не хотел мне зла?

– Послушай, мы говорим совсем не о том. Время уходит. Надо срочно принимать решение, а то…