Светлый демон

— А то что? Погонишь своих бойцов на штурм? Я уже объяснила, в какое место буду стрелять, и сдержу слово. Это не смертельно. Некоторые добровольно становятся кастратами. После такой процедуры, говорят, улучшается характер. Ментам это не помешает. Хочешь проверить на себе? Выходи.

— Демьянова, заруби себе на носу — я готов на всё! — вещал он из-за дерева. — Ты не знаешь моих возможностей. Я объявлю вас террористами, вызову армейский вертолет, взвод минометчиков и разнесу на хрен ваше гнездышко! Что ты сделаешь со своей винтовочкой?

— Вертолеты иногда падают, Барсук.

— Хорош храбриться! Ты мне не нужна. Отдай Субботина. Он должен умереть.

— Странная закономерность, каждый раз, чтобы прикрыть твою задницу, надо кого-то убить. Тогда — меня, сейчас — совершенно невинного человека. Сколько невинных ты отправил на тот свет, пока делал карьеру?

— Я говорю о реальной опасности для целого города. Я говорю о катастрофе! Ты всё знаешь. Вирус надо уничтожить в зародыше!

Я промолчала. Он сбавил тон, вместо эмоций стал призывать к разуму:

— Пойми, Демьянова. Иногда, чтобы спасти стадо, достаточно зарезать одну-единственную заразную скотину. Ты же слышала, что рассказал Доктор о вирусе. Это правда!

— Одну-единственную скотину, говоришь. Спасибо, что объяснил. Кстати о Докторе. Как он?

— Несчастный случай.

— Угу. Еще одна необходимая жертва на славном пути борца с преступностью. Ты сильно расстроился, когда не нашел под обломками меня и Субботина?

— Он рядом с тобой?

— А что, хочешь передать привет?

— Убери его. Пусть он уйдет.

— Это уж мне решать.

— Субботин не должен слышать наш разговор, — перешел на шепот Барсук. — Я перезвоню, когда ты будешь одна.

В его словах был резон, я согласилась.

— Коля, будем спать по очереди. Ты первый. Иди.

— Я останусь с тобой.

— Нет, ты должен отдохнуть. Через два часа я тебя разбужу, и ты заступишь на дежурство. Это приказ.

Бывший солдат нехотя повиновался. Я осталась одна. Меня мучили недобрые предчувствия. Но Барсуков превзошел самый гнусный прогноз. Он перезвонил минут через десять и потребовал совершить подлость.

66

— Убей его! Пристрели! Задуши! Размозжи голову! Делай, что хочешь, но он должен немедленно умереть.

Барсуков уже не просит и не убеждает, он говорит требовательно и жестко, словно диктует приказ. За много лет он привык, что его приказы выполняются.

— Я, начальник городского УВД, даю официальную санкцию на убийство. Ты умеешь это делать. Это твоя работа. Отличие лишь в том, что на этот раз мы не будем за тобой охотиться, мы тебя наградим. Ты понимаешь меня?

Я молчу. Он доходчиво объясняет:

— Если мы войдем в дом, и он будет жить — ты убийца, если увидим его труп — ты герой!

Я в растерянности. Привычный мир вывернулся наизнанку. Жертва беззащитна и полностью доверяет мне, власть не борется за спасение человека, а требует казни. Нажав на курок, мне не нужно будет скрываться. Впервые мне не заплатят грязные деньги, а официально поблагодарят.

И всем будет хорошо.

Всем, кроме девятнадцатилетнего Коли Субботина, который находится сейчас за стенкой и не слышит моих слов.

— Это выгодно для всех, — твердит Барсуков. — Для тебя, для меня, для города! Подумай как следует.

Я думаю, извожу себя сомнениями, он давит и давит. Наконец принимаю мучительное решение.

— Я согласна. Ты увидишь его мертвым.

— Вот и договорились, — по облегченному вздоху слышно, что Барсуков доволен. Он знает, что я всегда держу слово.

— Одно условие. Я передам тело в шесть утра.

— Это опасно. В первую очередь для тебя.

— Он умрет раньше. Но до шести ты и твои люди не посмеют меня беспокоить.

— Хм. Согласен. Но ни минутой позже.

— А потом я уйду. Беспрепятственно. Это и будет моей наградой.

— Хорошо.

— Вот и договорились.

67

Вдвоем в «гнезде Коршуна» тесно. Если стремишься не задеть друг друга. Но как только тела сливаются в единое целое, становится обволакивающе уютно. Мне так хотелось, чтобы короткую жизнь Николая Субботина озарили по-настоящему счастливые минуты.

— Ты же говорила, что надо дежурить, — шептал он, целуя меня в щеку и ухо.

— Забудь. Есть только ты и я, и больше никого. Никого…

Я нежно гладила его по макушке, и давнее позабытое ощущение как электрический разряд проникало через ладонь, проходило сквозь тело и сладкой болью пронзало сердце. Мне чудился родной запах, родные руки, родные губы. Я помолодела на двадцать лет и перенеслась в ту ночь, когда любимый мужчина впервые овладел мной.

— Коленька, — шептала я, задыхаясь от нежности, и раскрывалась навстречу мужской силе. Как и тогда сознание ухнуло в пугающий затяжной полет. Будь что будет. Разобьюсь или воспарю.

Неопытный Коля тяжело дышал и неловко дергался. Я помогала ему, общий темп нарастал. Вскоре он издал протяжный стон и ткнулся горячими губами мне в шею. Возможно, это самый лучший момент в жизни повзрослевшего сироты. И другого подобного у него уже не будет. Никогда. Ведь я дала слово.

Субботин приподнялся на локте. Искрящаяся чернота звездной ночи, врывавшаяся через открытую дверцу, не мешала мне видеть его благодарное лицо.