Светлый лик смерти

Но до истечения обещанных Селуяновым полутора часов оставалось еще довольно долго. Настя молча пила крепкий горячий кофе и пыталась расставить по местам те обрывки мыслей, которые сумбурно копошились в ее голове. Плохо, когда в деле об убийстве не прорисовывается ни одна версия, объясняющая причину или мотив преступления. Но точно так же плохо, когда этих версий слишком много. Чем больше версий, тем больше приходится полагаться на интуицию, решая, чему отдать предпочтение, что отрабатывать в первую очередь, а что оставить на потом. И соответственно тем больше вероятность ошибки. Потому что выбирать первоочередное и определять второстепенное приходится всегда, когда не хватает людей и времени. А когда такое было, чтобы их хватало?

Стрельников Владимир Алексеевич. На вечер, когда было совершено убийство Широковой, имеет алиби, но дохленькое. Коротков сейчас занят проверкой этого алиби, но попутно нужно ведь еще и мотив доказать. Мотив у Стрельникова мог быть только один – безудержная и неразборчивая сексуальность Людмилы. Но знал ли он о ней? Этим должна заняться Татьяна.

Любовь Сергиенко. Мотив налицо. Алиби нет. За ней постоянно наблюдают, и результаты этого наблюдения говорят о том, что ведет она себя не так, как ведет себя человек пусть и обиженный, обманутый, но с чистой совестью. У нее налицо тяжелейшая депрессия, причем поведение резко изменилось с момента гибели Широковой. Сергиенко, конечно же, кандидат номер один. Настя припомнила протокол ее допроса, который она прочитала у следователя Ольшанского:

«ВОПРОС: С какого момента ваши отношения с Широковой стали неприязненными?

ОТВЕТ: Они только могли бы стать неприязненными. Я всегда прекрасно относилась к Миле, мне не в чем было ее упрекнуть. Вернувшись из Турции, я узнала, что она вступила в близкие отношения с Владимиром Стрельниковым, но восприняла это без истерики. После возвращения из-за границы я с Милой ни разу не виделась.

ВОПРОС: И по телефону не разговаривали?

ОТВЕТ: Нет.

ВОПРОС: Вас не удивила и не оскорбила ситуация, когда двое близких вам людей фактически обманули вас, предали?

ОТВЕТ: Я была к этому готова. Миле давно нравился Стрельников, она даже не скрывала этого от меня. А мои отношения с Владимиром Алексеевичем в последнее время стали охладевать, я поняла, что перспективы у нас нет, иначе он давно уже оформил бы развод. Собственно, именно это и подтолкнуло меня к тому, чтобы уехать на несколько месяцев за границу поработать. Я хотела привести свои чувства в порядок и дать Стрельникову возможность сделать то же самое. Так сказать, бархатный разрыв. Я ни минуты не сомневалась, что после возвращения из Турции вернусь к себе домой, а не к нему. Так было бы проще и естественней. Мила перед возвращением в Россию навестила меня, это было в июне, и я сказала ей, что все поняла про себя и Стрельникова и приняла решение больше с ним не жить. Она в шутку спросила, можно ли считать его свободным? Я ответила, что, пожалуйста, он в полном ее распоряжении. Мне он больше не интересен.

ВОПРОС: Но если все было так, как вы рассказываете, то почему вы не общались с Широковой после возвращения? Ведь она ваша подруга, а вы, если верить вашим же словам, вовсе не были на нее в обиде.

ОТВЕТ: Это не совсем так. То, что случилось, нельзя считать изменой со стороны Стрельникова и предательством со стороны близкой подруги. Но это меня, конечно, задело. Знаете, когда расстаешься с человеком, потому что не можешь больше быть с ним вместе, – это одно, а когда узнаешь, что он быстро утешился и нашел себе другую, – это совсем, совсем иное, поверьте мне. Разумеется, никакой трагедии, но задевает, обижает. Правда, это быстро проходит, буквально месяц-другой – и все. По опыту знаю.

ВОПРОС: Почему вы не поехали домой, прибыв из Турции, а жили у Томчаков?

ОТВЕТ: Ну я же вам объяснила: меня все это задело. Я не хотела показываться на глаза родителям расстроенная. И потом, я была… Не совсем здорова. А мои родители такие, что если бы я вернулась из-за границы больная, разговоров было бы на целый год. Мне проще было отлежаться у Ларисы Томчак, зализать раны и явиться домой бодрой и веселой, чтобы не нервировать мать с отцом. Они и без того были изначально настроены против моей поездки.

ВОПРОС: Чем вы были больны?

ОТВЕТ: Я не готова это обсуждать.

ВОПРОС: Что вы делали в понедельник, 28 октября?

ОТВЕТ: Сидела дома. Дважды выходила погулять.

ВОПРОС: В котором часу?

ОТВЕТ: Днем, часов в двенадцать и примерно до двух, и вечером, с восьми до полуночи.

ВОПРОС: И где вы гуляли с восьми вечера до полуночи?

ОТВЕТ: По улицам. Дошла пешком до Загородного шоссе, между Загородным шоссе и Серпуховским валом есть зеленый массив, там походила. Потом по Серпуховскому валу и улице Орджоникидзе дошла до Ленинского проспекта и вернулась к себе на улицу Шверника.

ВОПРОС: Вы гуляли одна?

ОТВЕТ: Да, одна.

ВОПРОС: Кто может подтвердить, что вы гуляли именно в это время и именно по этому маршруту?

ОТВЕТ: Никто. Только родители могут подтвердить, что я ушла около восьми и вернулась около полуночи…»