И тут она замерла, сверкая глазами и тяжело дыша. Отовсюду к ней стали тянуться руки — кривые и ровные, гладкие и волосатые, живые и призрачные. Они норовили ухватить Кьяру за всё, до чего могли дотянуться, однако она намотала на руку нить самоцветов и, размахивая ею, словно батогом, отбивалась от дерзких прикосновений. Рук было много, и Кьяра кружилась, не переставая, пока вокруг неё не образовался сияющий кокон, сплетенный из тончайших искр самоцветов. Руки отпрянули, сжав ладони в кулак. Затем вновь разжали, а из ладоней хлынула вода.
Она лилась, не переставая, пока не наполнила озёра, а потом руки исчезли. Кьяра продолжала кружиться в коконе — сквозь свечение Оресту был виден её силуэт. Затем кокон треснул, разорвался на мелкие части, рассыпавшиеся по озёрам. Вода забурлила, стала яркой, будто солнечный свет, однако не резала глаз.
Кьяра спрыгнула в озеро и понеслась в неистовом танце, поднимая брызги, захватывая в пригоршни, орошая волшебной водой кристаллы. Один за другим они стали зажигаться, а в пещере стало светло, как самым ярким солнечным днём.
Она ни разу не остановилась, пока не зажёгся последний кристалл. А после рухнула на пол, будто подкошенная. Перевернулась на спину и осталась лежать, прикрыв глаза.
Как вдруг к ней снова потянулась рука — тёмные скрюченные пальцы, грубые мазоли, бугорки синюшных вен. Кьяра с трудом подняла самоцветную нить. Ладонь её подрагивала, и Орест почувствовал: не справится. Не сможет отбиться.
Он выскочил из своего убежища и прыгнул, вонзившись зубами в огромную кисть. Его отбросили в сторону, как котёнка, а рука опять потянулась к Кьяре. Она застыла, будто окаменела от ужаса, затем спохватилась и махнула перед собой самоцветами. Но они лишь скользнули по огромным расстопыренным пальцам.
— А, получай, гад!
Орест метнул в обнаглевшую конечность струю пламени, затем ещё, пока рука не сжалась в кулак и не убралась. Он довольно улыбнулася и повернулся к жене.
Кьяра по-прежнему лежала на земле. Грудь её высоко вздымалась, спелые ягодки сосочков подрагивали, волосы разметались по сторонам. Одна нога вытянула, другая присогнута в колене, а пальцы одной руки невинно прижаты к губам. Это была совсем не та упырка, к которой он уже начал привыкать…
Кожа её перестала сиять, однако казалась нежной, словно бархатной, и Орест не выдержал.
Он был очарован. Настолько, что едва мог припомнить, был ли когда-нибудь настолько очарован. Пожалуй, никогда…
И это не была обычная похоть. Какое-то безумное чувство. Желание обладать столь волшебной красавицей перехлёстывало через край, не позволяя думать ни о чём другом.
Он рванулся к ней, на ходу срывая одежду, бранясь на незадачливого ящера, обрызгавшего его слюной и досадуя на самого себя, что не удосужился искупаться. Орест склонился над женой, увидел её растерянный и удивлённый взгляд — такой женственный, такой беззащитный. Кьяра не стала сопротивляться, не стала убирать его руки. Орест скользнул взглядом на свои штаны и рубаху, проклял себя за вновь оставленный где-то кафтан, улёгся спиной на каменный пол и перекатил её на себя, усаживая сверху.
Какими сладкими казались её губы, какой нежной на ощупь кожа, какой тёплой она была внутри…
Он ласкал её снова и снова, пока Кьяра не застонала. Может быть, как ему хотелось думать, от наслаждения. Он входил в неё быстрыми рывками. Знал, что многим так нравится. Одной рукой чуть надавливал на сокровенное местечко среди лобковых волос. Ему показалось — или глаза её вспыхнули? Но соски стали твёрдыми, как рябиновые ягодки. Значит, не всё равно…
Затем она обмякла прямо у него на груди. Орест зарылся носом в её волосы, пахнувшие почему-то яблоневым цветом, и уснул…
Кьяра скатилась со спящего мужа и упала лицом на каменный пол. Сил совершенно не было, а он ещё и отнял последние, что оставались. Даже вздохнуть тяжело…
Как же она ненавидела его… ловкий похотливый наглец…
Хотя должна быть благодарна. Духи едва не утащили её. Если бы не муж…
Она с ужасом подумала, что на этот раз могла бы не отбиться.
Если бы не он…
Сильные, крепкие руки, и столь же дерзкие ласки…
Ей было хорошо, и от этого она ненавидела его ещё больше…
Но сколько же от него неприятностей! Выследил её, стервец, а всё потому, что она спешила. Не ровен час Карс узнает, тогда точно будет беда. Он только и ждёт, чтобы с ним расправиться, а вот этого как раз и не надо…
Кьяра с трудом заставила себя встать на колени. Голова кружилась, а тело казалось чужим от усталости. Она понимала, что не сможет добраться до лошади. А ведь надо ещё выпустить матушек. Иначе обидятся — зови их потом до хрипоты.
Кьяра посмотрела на Ореста. Тот безмятежно спал, и даже улыбался во сне, на щеках виднелись рытвины, как трещины. У-у-ух, паскудник! Свеж и силён…
Она доползла до его шеи и впилась в неё зубами, глоток за глотком высасывая молодую кровь. Силы возвращались. Кьяра почувствовала себя совсем окрепшей и оставила мужа. Орест слегка побледнел, но дышал ровно. Стало быть, опять с него, как с гуся вода.