Светлым по Темной

Айрэк и Инната, удостоверившись, что я устроилась более-менее нормально и помереть в ближайшее время не грожусь, затеяли игру в мяч. Шерринар, немного помявшись и раз двадцать покосившись на меня, присоединился к ним. Под дубом рядом со мной остался только Айлайто, развалившийся на траве в неприличной близости и мечтательно щуривший малахитово-зеленые глаза. Я старалась не обращать на эльфа внимания и с завистью следила за беготней искусника и его учеников. Очень хотелось присоединиться к этой троице, но сил хватало лишь на неспешные движения глаз да поддержание ленивой беседы, которую затеял скучающий Айлайто:

— Может, тебя перенести на лавочку? Чего на земле валяться, еще простудишься…

— Здесь энергетический поток проходит, — отрицательно качнула головой я, мысленно дивясь такой невероятной заботе и пытаясь вообразить светлого эльфа с темной искусницей на руках. Картинка получилась потрясающе выразительной и колоритной, достойной звучного названия: «Безумие заразно». Неясно только, кто от кого умопомешательство подхватил: эльф, взявшийся таскать темную, — от своей ноши, или девушка, позволившая себя тащить светлому, — от носильщика. — Я лучше тут полежу, заодно магические силы подкоплю.

Мы немного помолчали, потом Айлайто с видом философа поинтересовался:

— А как тебя учили в Темной Школе?

— Хорошо! — уверенно ответила я, правда, не слишком поняв, что именно хотел услышать любознательный блондин.

— Откуда такая категоричность и уверенность? — поразился он.

— А разве понадобилась бы светлым плохо обученная темная искусница? — риторически вопросила я, наблюдая за игрой. Инната, ловкая и грациозная, как пьяный медведь в лавке стеклодува, в очередной раз не поймала мяч и бросилась за ним вдогонку — запыхавшаяся, раскрасневшаяся, смеющаяся. Ей не мешали ни высокие каблуки, ни болтающаяся перед лицом вуаль, ни путающийся в коленях подол. Я опять невольно позавидовала светлой девчонке. Как бы мне хотелось сейчас тоже бегать и веселиться!

— А что ты будешь делать после пяти лет отработки? — продолжал любопытствовать Айлайто, придвигаясь еще ближе и начиная рассеянно играть краем моего пояса, лежащим на траве, как уставшая черная змея.

— Естественно, в Валайю вернусь. Во всяком случае, постараюсь, — пожала плечами я, медленно ложась на траву и скрещивая руки под затылком. Перед глазами неспешно закачалась причудливая мозаика яшмово-зеленых дубовых листьев на фоне пронзительно-голубого, изумительно чистого, невозмутимого неба. Светлая Империя хороша для светлых. Темным здесь делать нечего.

— У тебя остался там кто-нибудь? Ну, в Валайе?

Я оценивающе покосилась на лежащего рядом эльфа, раздумывая, не стоит ли скормить ему ту же сказку, что и Иннате, — про ненаглядного жениха, великую любовь и намеченную свадьбу. Но что-то удержало меня от этого, возможно, нервные пальцы Айлайто, заплетающие в косичку длинную кожаную бахрому на конце моего пояса. А возможно, просто нежелание причинять себе лишнюю боль воспоминаниями о приятеле, который остался в Валайе на высокой должности и наверняка уже забыл обо мне — ведь при дворе собраны самые знатные и богатые красавицы Темной Империи всех рас.

— Нет. Во всяком случае, никого, кто бы ждал моего возвращения и готовился к нему.

— А откуда ты? — после минутного молчания, прерываемого лишь восторженными взвизгами Иннаты, беззаботными выкриками Айрэка да веселыми комментариями Шерринара, поинтересовался эльф. — Ну, в смысле, где твоя родня?

— А кто его знает, — легкомысленным полушепотом отозвалась я — мне на грудь, обманутая спокойствием и почти полной неподвижностью, села большая красно-фиолетовая бабочка, и мне не хотелось спугнуть это крылатое чудо. — Я сама из пригорода. Сколько себя помню — чуть ли не с младенчества из милости жила при храме Увиллы на должности подай-принеси-пойди-вон. Откуда я сама да где мои родители — одним богам только и ведомо. А потом жрецы в Школу отвели — мол, на всякий случай, проверить, вдруг там какой-никакой магический талант проклевывается. А иначе отдали бы на обучение в гильдию портных или вышивальщиков портить глаза с иглой и нитками, гнуть спину над отрезами ткани.

Бабочка, вопросительно поводя усиками, отважно путешествовала от верхней ко второй пуговице на моем тонком пиджаке. Роскошные крылья с черной каймой слегка трепетали, словно помогая тонконогой красавице удерживать равновесие. Я затаила дыхание, замерла, стараясь не спугнуть ее, и, сама понимая, как глупо верить в подобную ерунду, загадала: если бабочка дойдет до цели, значит, что-нибудь избавит меня от отбывания пятилетнего срока в Светлой Школе.