Светоч

– Понял. У него за опояской красавку⁹⁴ сыскали, да не разумели, что отрава. Я у себя припрятал до времени, – Ростих голос умерил до шепота. – Княже, а как дело сделает, так его…

И снова Нежата промолчал.

– Понял, княже. Чай, Волхов-то все прикроет.

– Челядинцу не говори ничего, пусть загодя не трепыхается. Да и я покамест ничего не решил. Чужую живь отравой забирать не привычен. Ступай, Ростих, приходи сумерками.

Тощий поклонился и вышел из богатой княжеской гридни, дверцу за собой притворил, оставил Нежату один на один с невеселыми думками.

Долго-то не маялся князь: дела навалились, отвлекли от скверных мыслей и тоски одинокой. Побывал в кузнях, затем и на причале Новоградском: встречал византийцев, провожал зырян. Потом в терем ходил, подержать на руках сына новорожденного, да и Любаве подарок снести.

Так и крутился до сумерек, а вот когда Ростих взошел в гридню, вести к волхву, так Нежату снова тоской окатило. А вместе с ней и злобой и ревностью черной. Как дошел не помнил, как в кусты лез следом за ближником – тоже. Взором просветлел только тогда, когда на крыльцо вышла Влада…Владушка.

И улыбаться хотел, и радоваться, а яростью опалило. Тяжко и думать было о том, что губы ее румяные целует не он, волосы солнечные не он ласкает, а другой – сильный да смелый Глеб Чермный.

И не хотелось Нежате вражды, не желалось крови. Дурного не замысливал, челядинца только лишь на примету взял, а вот сей миг в теплой летней ночи обуяла ревность, зависть уколола. Понял князь, что легко дышать не сможет до той поры, пока Глебка одну с ним землю топчет.

– Гляди, княже, – шептал Ростих. – Все ж как на ладони. Вон от оконца свет льется, так и увидал я ее с Чермным.

Только молвил ближник, дверь наново распахнулась, и на крыльцо вышла красивая молодка – косы светлые, щеки румяные. Подол запоны золотом шит, очелье блесткое и навеси долгие. Сказала что-то ведунье, а та кивнула в ответ и улыбнулась, да ясно, радостно. Нежата обомлел: сколь знал ее, а так щедро улыбки не раздаривала.

Меж тем молодка дверь придержала, пропустила Владу в хоромы, а уж потом вздохнула глубоко, улыбнулась месяцу ясному и ушла вслед за ведуньей.

– Вот те раз… – Ростих изумлялся, брови высоко возводил. – Видать, в дому еще одна. Княже, да не знал я! Запона та самая, с подолом вышитым.

– Не знал он, – журил Нежата, выговаривал, а сам на радостях едва не плясал. – Глеб с волхвой разругались. Еще по весне сцепились, сам видел. Видно, иная зазноба у воеводы Новоградского. Дурень ты, Ростих.

Тощий вздохнул уныло и смолчал. А что сказать, коли все не так, как виделось.

– За мной ступай, – Нежата ухмыльнулся в бороду, пригладил косицу и пошел по темной улице. – Про челядинца завтра обскажешь. Ростих, ты просил за брата своего, так пусть торгует без побора. Сроку ему до первого снега. Потом поглядим.

– Благо тебе, княже, – ближник семенил рядом, в глаза заглядывал преданно. – Расторгуется так и аукнется по добру.

– Поутру пошли за отцом моим и Гостомыслом. Передай, ждать их стану до высокого солнца.

– Все передам, – кланялся тощий.

– А ввечеру ляжешь в моей ложне, натянешь шкуру на голову. Мною прикинешься. Кто б не влез, мычи в ответ, мол, спишь и не желаешь, чтоб тревожили, – Нежата шел торопливо, улыбался.

– Твоя воля, княже.

Так и дошли до княжьих хором, распрощались на широком крыльце. Нежата ступил в темень ложницы, крикнул челядинку, чтоб разожгла светец, а потом открыл резной короб, вынул бусы в пять рядов из самоцветных каменьев.

– Пташка, ведь простишь меня. Днем раньше, днем позже, но моей будешь, – шептал, что дурной, любовался подарком, что загодя сторговал для Влады. – Не схоронишься от меня, не убежишь. Любовью своей привяжу накрепко, мои ласки принимать будешь, отвечать станешь жарко. Вдвоем одолеем Чермного. Куда ему супротив князя и волхвы.

Уселся на лавку широкую привалился спиной к стенке теплой, да и уснул. Все сон ловил о Владе, да не споймал. Ярился, догонял, а не сдюжил.

Поутру разбудил князя набат тревожный!

– Княже! – Ростиха внесло в ложницу. – Мор! За ночь три десятка померли! Средь них и детки малые, и бабы на сносях! Все в ратной слободе! В посадах все целы!

– Голос утишь, – Нежата поднялся провел ладонью по долгой косице. – За Божетехом пошли, и Владу сюда веди. В торговой сторонке знахарь пришлый, так его тоже тащи на подворье. У колодезя поставить ратных, кто на ногах. Воды никому не брать, пока волхв не скажет⁹⁵! Мне подай рубаху простую и корзно поплоше. Вече собирай!

Едва Нежата ступил на крыльцо, новая напасть случилась! На подворье внесло конного: без рубахи, в разодранных портах:

– Варяги! – хрипел мужик. – Свенельд Зубастый ладьи ведет! Из протоки вывалились! С ним Харальд Деревяшка! На носах чудища⁹⁶! Княже, дружину ставь!

– Щит белый⁹⁷? – Нежата сжал кулаки, ответа ждал.

– Нет щита, княже. Никого на носу, – хриплый покачал головой и поник в седле.

Нежата молчал, раздумывая, а меж тем подворье его ожило, заполнилось: вои, кони, родичи напуганные. На крыльцо выскочила Мирослава и завопила:

– Велес Могучий, сбереги! Порежут! Выжгут!!