Светоч любви

Когда я стала выбираться из плена экстаза, которым сопровождался наш медовый месяц, то поняла, что очень мало знаю об окружающем мире и что на самом деле я была маленькой простушкой. Раньше все было ясно: хорошее и плохое, правильное и не правильное. Но на самом деле одно могло переходить в другое. Кое-что я раньше могла бы просто осудить, но теперь не стала бы действовать так однозначно, это могло быть немного рискованным, но забавным.

Величайшим качеством, как оказалось, было умение развлекать.

Джолифф был терпеливым и ласковым, он непринужденно вводил меня в стиль жизни, о котором я раньше и подозревать не могла. Мою наивность он считал восхитительной, «забавной». Но в то же время я понимала, что когда-то это перестанет его забавлять. И мне предстояло вырасти из этого.

Первую ночь нашего медового месяца мы провели в загородном отеле, оформленном в стиле эпохи Тюдоров — дубовые стропила, покатые полы — в общем, набор того, что вписывалось в одну фразу: «Королева Елизавета провела здесь ночь!»

Были здесь теннисные корты старинного образца. Говорят, что на них играл сам Генри VIII. В садах росли вереск, жасмин и желтые хризантемы.

Тогда я еще жила в воздушном замке — рядом был Джолифф, мой новоиспеченный муж, вслед которому, как я уже успела заметить, оборачивались женщины. А он смотрел только на меня, и это наполняло меня гордостью, и вместе с тем я оставалась робкой и застенчивой.

Итак, ту нашу первую совместную ночь мы провели в старинной спальне с маленькими оконцами со свинцовыми переплетами, через которые пробивались лунные струи и превращали своим светом комнату в волшебное царство. А для Джолиффа было наслаждением вести меня к пониманию всего, что происходило. Когда он заснул, я не могла спать и стала разглядывать его лицо. Игра лунного света меняла его черты и вдруг состарила лет на двадцать, покрыв тенями как морщинами. И я сказала себе растроганно, что когда он в действительности станет таким, я, может быть, буду любить его еще крепче, чем сейчас. Он проснулся, и я рассказала ему об этом, а потом мы стали серьезно, даже торжественно говорить о нашей любви. Как ни странно, но будто какой-то предвестник возможной катастрофы прорисовался от неожиданной тени, и я заверила себя: что бы ни случилось когда-нибудь в будущем, ничто не сможет отравить магию этой ночи.

Это было только начало нашего медового месяца.

Он должен был пройти в стиле, как я уже обнаружила, присущем Джолиффу. Мы должны были поехать в Париж, город, который он трогательно любил.

Все медовые месяцы, — заявил он, — надо проводить в Париже.

Мы добрались поездом до Дувра и пересекли Ла Манш при мелкой зыби, затем снова сели в поезд, который довез нас до французской столицы.

— Первым делом мы должны купить тебе кое-что из одежды, — заявил Джолифф. — У меня в Париже есть друзья, и я не могу мою маленькую полевую мышку представить им в таком виде.

Маленькая полевая мышка! Я была возмущена. Он смеялся надо мной. Он хотел выкинуть мою шляпку — ту, которую я считала верхом совершенства. Она была из темного сатина, с изумрудно-зеленым пером, а зеленые вельветовые ленты завязывались под подбородком.

С кислым выражением он заметил:

Все это очень хорошо для прогулок по лесам, но совершенно не годится для Елисейских полей, дорогая.

И мое платье из темно-зеленой мериносовой шерсти с вельветовым воротничком, которое и я, и мама считали верхом элегантности и хорошего вкуса, было забраковано как «слишком домашнее».

Я была оскорблена, но мое настроение улучшалось по мере того, как мы посещали маленькие магазины и у меня появлялась очередная обновка. Мне понравилось платье с небольшой пелериной, на которой чередовались два цвета — черный и белый. В комплект вошла также черная шляпа, которую, строго говоря, шляпкой, в традиционном понимании слова, было трудно считать. Это была скрученная черная вуаль, державшаяся на огромной белой дуге.

— Ее будет ужасно неудобно носить, заявила я.

— Моя дорогая Джейн, запомни раз и навсегда, что меньше всего от шляпки требуется удобство в ношении или тем более полезность. Пикантность, элегантность, декоративность — это все да. Практичность — упаси Боже!

— Откуда у тебя такие познания в тонкостях дамского туалета? потребовала я его признания.

— Только благодаря одной женщине. Я знаю о ней все, потому что она моя жена и я ее обожаю.

Мое вечернее платье, пожалуй, было довольно вызывающим. Джолифф считал, что это как раз то, что нужно. Оно было из белого сатина, а к платью он дал мне желтовато-зеленую брошь из жадеита в обрамлении маленьких бриллиантов.

Когда я надела все это и глянула на себя в зеркало то была поражена тем, что увидела. На меня смотрела совершенно незнакомая особа.