Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского

26 февраля владыка направил письмо отцу Антонию с приложением просьбы к Нижегородскому преосвященному Афанасию (Протопопову) о скорейшем увольнении иеромонаха Антония (Медведева) от должности строителя Высокогорской пустыни и отправлении его в Москву. «Преподобный отец строитель! – писал митрополит иеромонаху Антонию. – Мысль, которую я вчера имел, но не успел сказать, сего дня, предварив меня, сказал мне другой, и сие внезапное согласие сделалось свидетельством того, что она пришла недаром. Сия мысль есть надежда, что, при помощи Божией, благоугодно Богу и преподобному Сергию можете Вы послужить в его Лавре, где упразднилось место наместника мирным преставлением благия памяти брата и служителя нашего архимандрита Афанасия. Призвав Бога и взыскуя Его воли, а не моей, приглашаю Вас в служение сие. Да будет Вам к принятию сего звания благим побуждением то, что это не Ваша воля и что я Вас призываю как послушник преподобного Сергия, который о Вашем ему чрез меня послушании будет благий пред Богом о Вас свидетель и за Вас предстатель. Призываю от Господа благословение Вам и сему начинанию споспешение…»

Сам же отец Антоний позднее рассказывал, что это избрание было предсказано ему за два месяца преподобным Серафимом Саровским, к духовной помощи которого он постоянно обращался. Так впервые открыто переплелись дела двух великих русских святых[10].

10 марта прибыл иеромонах Антоний в Москву и явился к митрополиту на Троицкое Подворье. 11 марта в домовой церкви митрополита он был приведен к присяге, а 15 марта в церкви преподобного Сергия на Подворье был возведен в сан архимандрита, став также настоятелем Вифанского монастыря. 19 марта архимандрит Антоний прибыл в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и приступил к исполнению своих обязанностей, которые он деятельно и терпеливо нес на протяжении сорока шести лет.

Так митрополит Филарет обрел своего духовного отца и друга, верного помощника до конца своих дней. Между настоятелем Лавры и его наместником сразу же налаживается регулярная переписка. Первые письма митрополита Филарета благодушны по тону, но проникнуты требованием полного отчета во всех делах Лавры, до мельчайших событий, и утверждения на Троицком Подворье любого нововведения и даже изменения в лаврской жизни. Мало-помалу тон этот меняется, темами писем становятся уже события не только лаврской жизни, митрополит постепенно передает все текущие дела на усмотрение своего наместника.

«30 мая 1831 года… Каким цветом красить перила в церкви – это решить я не умею, особенно заочно. Пусть решит Вифанский архимандрит» (то есть сам отец Антоний). «2 марта 1832 года… В одном из писем Ваших, о[тец] наместник, именно от 10 февраля, видна какая-то забота. Если это от моего молчания, то знайте, что я молчу иногда долго по немощи и по спутанности моими делами и что молчание сие в тягость мне самому, а того вовсе нет здесь намерения, чтобы оно было в тягость Вам. Дела официальные имеют право первенства пред частною перепискою, а они у меня всегда есть – вот почему часто неисправен я в переписке. Если Вас озаботило какое-нибудь необтесанное слово мое в резолюции по делу, то знайте, что и сие бывает у меня только для того, чтобы дать выразуметь силу дела, и что, говоря такие слова, я бываю, как и в другое время, мирен с Вами. Будьте спокойны и свободны. Будем уповать на Господа, что Он всегда будет мир наш». «17 марта 1832 года… Старинные печи исправить без переборки едва ли надежно. Повреждены спайки, некоторые изразцы также повреждены. Впрочем, делайте как знаете».

Переписка обретает почти дружеский характер. При всей закрытости и замкнутости святителя Филарета, в письмах к отцу Антонию он позволяет себе наибольшую степень откровенности, делится сомнениями, просит советов.

В 1834 году вновь возник конфликт с Императором. В конце Тверской улицы к тому времени были воздвигнуты по воле Николая Павловича Триумфальные ворота, причем закладку ворот освятил сам Московский митрополит в 1829 году.

Теперь же Император прибыл в Москву после своей очередной поездки по России с явным намерением присутствовать на освящении самих ворот, формально посвященных победам его покойного брата, Александра Благословенного, но фактически ставших памятником триумфальному николаевскому царствованию.

Николай Павлович на второй день своего пребывания в Москве послал дежурного флигель-адъютанта на Троицкое Подворье с вопросом:

– Какое время будет угодно Его Преосвященству назначить для освящения ворот?

– Слышу, – ответил сидящий в кресле митрополит царскому посланнику.

Недоумевающий флигель-адъютант повторил вопрос погромче, но услышал тот же ответ:

– Слышу.

– Да что же мне передать Его Величеству? – недоуменно спросил он.

– А то, что слышали, и передайте, – тихо ответил митрополит.