Светоч русской земли (СИ)

Наступило молчание. Что-то потрескивало. Пищал комар. Где-то едва слышно возилась мышь. И Сергий смотрел на князя. И всё успокоилось, всё пришло в Истину, являя своё истинное лицо. Там, на Москве, суета, роскошь хором, городское многолюдство, кипение страстей, блеск одежд. Всё это ушло и отошло в сторону. Истина была здесь, в этих стенах, в этой печи, в аспидно-чёрном потолке, в ряднине на лавке, где спал Сергий, в немногой утвари, в двух-трёх книгах, которые, как и икону, не трудно засунуть в торбу и унести с собой вместе с долотом, ножом, насадкой для лопаты да топором. Вот и вся снасть, потребная в этой жизни, чтобы жить, добывать себе пропитание и ежедневно молиться Господу. И выше этого нет ничего, а всё остальное - тлен, утехи плоти, суета сует! Хотя бы ради того, иного, велись войны, гибли люди, пеплом обращались сёла и города. И что скажется тут, что скажет хозяин этой кельи на вопрошания великого князя, ослабевшего перед главной трудностью жизни? Что скажет ему муж, всё имущество которого можно унести в торбе на плечах, сокрывшись в иные, неведомые Палестины, если придёт беда на эту землю? Скажет ли он о суете и бренности земных богатств? Посоветует ли князю склонить голову, не кичась гордостью, миром решить спор с Ордой, уступить и отступить, сохранив жизни ратников и не ввергая смердов в новое пламя войны? Он - здесь, теперь - хочет внятного совета, который мог бы дать и дал бы ему боярский синклит. И не совсем понимает, что за этим не стоило приезжать в обитель к Сергию. Но он и не для одного этого приехал. Он - смущён, он, может, впервые в жизни понял всю строгость бытия, может, он и прибыл к Сергию для ободрения? Но инок, сидящий напротив, ведает иное, недоступное князю. Он уже сказал однажды покойному Алексию: "Гордыней исполнена земля". Он знает, что и для земли, для всего языка надобны, как и для одного человека, часы покаяния, и даже крестной муки, если эта мука способна просветить и возвысить Дух. Сергий ведает, что для восстающей к Горней славе земли настала пора Покаяния, что гордыня, ослепившая русский язык после успехов нынешнего государственного созидания, внесла рознь и нелюбие в души русичей и нужна жертва, чтобы очистить от скверны и сплотить народ, который только тогда сможет взойти к грядущим высотам своей славы. И что на него, Сергия, направлен сегодня перст Господа, велящий изречь слово Истины земле и её игемонам, князю и русскому языку. Изречь и послать на смерть многие тысячи, чтобы на той крови, пролитой на рубежах родимой земли, поднялось дерево Дружества и Любви друг к другу русичей, граждан Руси, воскресшей из праха и тлена минувших лет.

Сергий молчал и думал. И князь молчал, ждал. Потом сказал:

- Орда уже выступила в поход!

Сергий кивнул. Он знал, с чем к нему приехал Дмитрий.

Сергий думал, полузакрыв глаза. Он ведал всё о князе, и заносчивость, и упрямство, и порой недалёкость повелителя Москвы открыты Сергию. Но Сергий знал и то, что переиначивать, насиловать судьбу нельзя и тут. Дмитрий - таков, каков он есть, и иным он быть не может. Жаль его молодого спутника, лицо которого уже овеяно тенью близкой кончины, но и здесь поделать ничего нельзя. Да! Помимо свободы воли у каждого из нас есть своя судьба, и эту судьбу нельзя изменить. Судьбу! Но не волю, не право действования, данное Господом Своему творению. И сей князь при всех своих несовершенствах верит Господу, и в том - его спасение и спасение земли!

- Мужайся! - сказал, наконец, Сергий. - Тебе даден крест, а крестный путь сужден языку русскому! И этот путь - свят, и надо пройти его до конца. Ты это хотел услышать от меня, князь? - спросил Сергий, помедлив.

И Дмитрий встал и повалился в ноги святителю, печальнику Русской земли. И Сергий встал и, возложив руки на голову, склонённого перед ним князя, стал читать, едва шевеля губами, молитву.

Глава 3