Это она сейчас о том, что страшило Августа в ней больше всего. О собственном проклятье. Такая, как она, родное дитя, плоть от плоти, пощадить не может. Что уж говорить о чужом? Сердце привычно заныло, Август поморщился, потер грудь. Неправ он! Неправ и несправедлив! Однажды албасты сдержалась, все сделала, чтобы остаться… Нет, не человеком! Нет в ней более ничего человеческого! Или что-то все-таки еще есть?
– Нет, – сказала, как отрезала. – Нет во мне больше ничего человеческого, старик. Придумываешь ты все. Дальше читай, интересно мне.
– С самого начала? – спросил он, расправляя письмо на столе.
– Не надо, начало я знаю.
Значит, и в самом деле читает мысли. Нежить, что с нее взять…
«Заботу о больных детках молодая графиня проявляла немалую, но вот беда: после очередного ее визита, заболевшему ребенку становилось все хуже и хуже. И месяца не проходило, как несчастный умирал. А графиня снова созывала детвору для игры в прятки. Здесь, Август Адамович, если позволите, мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми своими рассуждениями. Не кажется ли вам, что графиня была носительницей некой заразной и смертельно опасной болезни, которую детский организм был не в состоянии побороть? Современная наука не отрицает подобный феномен. Оттого и эта череда странных смертей, которые местный люд за неимением разумного объяснения называл ничем иным, как проклятьем».
Август задумался. Та Агния Горисветова, которую он знал, виделась ему безнадежно больной. Но во взгляде ее черных глаз не было той усталости от жизни, которая выдает всякого, кто помечен черным крылом смерти. Он оторвал взгляд от письма, посмотрел на албасты.
– Что, старик? – спросила она с горькой усмешкой. – О чем задумался?
– Ты всегда была такой? – спросил он.
– Какой – такой? – Кажется, ему удалось ее удивить. От удивления она снова превратилась в юную девчонку. Почти человеческую, почти живую.
– Эти твои две ипостаси. – Август указал на нее пальцем. – То красна девица, то старуха. Так всегда было?
– Нет, – она покачала головой.
– А когда началось?
– Странные вопросы ты задаешь, старик. Я так давно не-живу, что уже и не припомню.
– А как тебе проще? – Ему хотелось докопаться до самой сути. Что-то свербело в мозгу, какая-то еще не сформировавшаяся до конца мысль. – Старухой или молодухой?
Пришло ее время задуматься. Пока думала, состарилась прямо у Августа на глазах. Не перекинулась в ведьму в мгновение ока, как раньше, а старела, словно бы жизнь вокруг нее ускорилась в сотни, если не тысячи раз.