Светочи Тьмы

– У меня тоже. – Агния раздраженно повела плечом. – Можете мне поверить, Леонид больше никогда не будет нуждаться. А теперь прошу меня оставить. – Она выразительно посмотрела на лежащие на столе документы. – У меня очень много дел.

– Быть может, кому-то из ваших воспитанников нужен наставник? – предпринял он последнюю попытку.

– Нет, – ответила она резко. – Среди моих воспитанников больше нет тех, кто нуждался бы в ваших наставлениях, мастер Берг. Поймите меня правильно. – Ее голос немного смягчился. – Я несу ответственность за этих детей и не могу позволить, чтобы их образованием занимался такой человек.

– Понимаю… – Август встал со стула, суетливо одернул измятый сюртук. – Прошу меня простить. Разрешите откланяться?

Она ничего не ответила, повернулась к нему спиной, потому и не заметила холодную решимость в его взгляде.

* * *

Август медленно брел по дорожке, всем своим видом изображая подавленность. Это было легко, потому что ум его был достаточно ясен, чтобы понять, что с Леонидом случилась беда. Его ум был достаточно ясен даже для того, чтобы принять и вину за случившееся, и боль. Августу было больно. Чувство вины тяжким грузом легло на его плечи, пришибая к земле, не позволяя дышать полной грудью. Но было еще одно чувство – та самая решимость, что родилась в кабинете Агнии. Он во что бы то ни стало доберется до сути! Он разберется с тем, что творится в этом насквозь пропитанном тьмой месте. Ему всего лишь нужно дождаться этой самой тьмы.

Август поравнялся с теми окнами, за которыми были комнаты воспитанников. За ним больше никто не следил. Может быть, только Агния из своего роскошного кабинета, но оборачиваться он не стал. Он медленно брел и прислушивался, пытаясь вычленить из окружающей тишины хоть какие-то звуки. Ничего не вышло. Усадьба казалась вымершей. Сказать по правде, она уже была почти мертвой. Август чувствовал это шкурой. Знакомство с албасты еще и не такому научит…

Выйдя из ворот, он какое-то время шел по широкой подъездной аллее, дошел почти до самого ее начала, а потом нырнул в густые заросли одичавшего орешника. Оказавшись в прохладной сени деревьев, он уперся ладонями в колени, восстанавливая сбившееся дыхание. Потом еще долго беззвучно плакал, прижавшись спиной к стволу старой липы, выгоняя из себя боль. Августу казалось, что если боль уйдет, то в душе останется больше места для расчетливой ярости. Наверное, так оно и было, потому что, когда кончились слезы, он не почувствовал облегчения, но почувствовал злую решимость.