Светоносному князю Александру Львовичу Трубецкому

Зачем же сей акт творения был нужен? Как определил внук Клауса Хаусхоффера — Альберт, ныне опекающий «малый кристалл»: «Идея проста, как а-бэ-сэ — это было не просто создание альтернативного мира. Ради такой цели они не стали бы тратить силы и деньги. Они создавали станок, на котором собирались переделывать наш (Большой) мир. Принципиальная схема такова — в инкубаторе выращивается человечество, находящееся, в результате тотальной психохимической обработки, в состоянии непрерывной борьбы каждого с каждым и всех со всеми… Человек — лишь часть кристаллической структуры. Относительно самостоятельная и наиболее динамичная. Когда такой кристаллик начинает особенно сильно вибрировать, почти наверняка он вызовет резонансную вибрацию в изоморфном ему кристалле (т. е. я понимаю, в подобном, обладающем такими же свойствами)… В предельно стрессовом состоянии — главным образом имеется в виду стрессовая гибель — если вибрирующему кристаллику находится близкий по ряду базовых параметров психики аналог, инициирующий вибрацию кристаллик перебрасывает все свои свойства на тот, с которым вошел в резонанс. Поскольку впрыскивание препарата Рашке обеспечило человечеству в котле почти постоянное существование на грани стресса, переброс индивидуальностей должен был идти исключительно от них к нам (то бишь из малого мира в большой). И здесь они, естественно, продолжают свою борьбу… хоть с кем-нибудь, кто напоминает тамошнего противника…» Для одного из Ваших земляков, Кисленко, таковым оказался цесаревич, для другого — Бени Цына — патриарх коммунистов (по-нашему, генсек).

Правда, истины ради следует обратить особое внимание на. то, что оказался «возможен и обратный эффект» — некоторые из побывавших в состоянии клинической смерти пациентов доктора Моуди (малый кристалл) «припомнили состояние резонанса со своим здешним психодвойником, они называют его «светоносным существом», «лучезарным сгустком доброты» и т. д.»

А ведь это, князь, Путь!.. Полагаю, Вы прозрите его и без моей подсказки, но умолчать о нем превыше сил моих…

«Рашке решил, что получил идеальный испытательный стенд. Он так и не уразумел, что эти пылинки внизу — люди… Хотел попробовать на целой планете то один препарат, то другой… Ступак решил, что получил племенную ферму для выращивания несгибаемых революционеров, в грош не ставящих ни жизнь врагов, ни жизнь друзей. Он был уверен, что, погибая там на баррикадах, они попрут сюда и уж тут дадут чертей эксплуататорам. Ну а дед… Он решил, что судьба кинула ему шанс стать королем мира… Они не поделили станка!..»

Как всякий уважающий себя претендент на престол, Клаус Хаусхоффер начал с того, что убил потенциальных конкурентов, посвященных в тайну Рашке и Ступака (кстати, князь, как пришел к власти ваш государь? Русский трон имеет свою кровавую историю…). Но вашему миру, мой светоносный князь, повезло, вернее, Ступак просчитался — многие десятки миллионов, гибнущих в непредставимых для нормального человеческого восприятия бойнях двадцатого века нашего мира отозвались в вашем пире незамеченными сразу потерями — «триста сорок шесть невинно убиенных в сорок первом году! Триста восемьдесят два в сорок втором!» — это только потом почти случайно в результате специального тщательного расследования Вашего эти жертвы были обнаружены и вызвали оторопь… А двадцать миллионов трупов в одном СССР (надеюсь, эта аббревиатура Вами уже расшифрована?) — это каково?!.. Примерно по четыре миллиона на год войны. Разделите триста восемьдесят два на эти четыре миллиона и получите максимальный коэффициент проникновения агрессивности из нашего мира в ваш в самые смертоубийственные, самые стрессовые у нас годы — это, примерно, одна десятитысячная. Вряд ли при таком, извиняюсь за выражение, к.п.д., точнее к.в.д. (коэффициенте вредного действия) Ступак мог рассчитывать на успех идеи.

В чем же дело? В отсутствии психического резонанса или в невозможности вибрациями малого кристалла вызвать разрушительный резонанс в большом?.. Эти вопросы можно направить в обе стороны: какова мера ответственности вашего мира за то, что происходит в нашем, и мера ответственности нашего мира за то, что случается в вашем? То есть, говоря философским языком, нам придется подступиться к неразрешимой проблеме измерения трансцендентной внешней по отношению к данному миру — и имманентной — внутримировой компонент Добра и Зла».

«Эка вы, батенька, замахнулись!» — могли бы Вы, Александр Львович, совсем недавно усмехнуться. Но теперь-то Вам, чувствую, не до усмешек сами взвалили на себя не только две семьи, но и два мира. С семьями-то разберетесь, потому что они Вас любят. А вот с мирами… Да, Вам не позавидуешь, Александр Львович, ибо истинно: «трудно быть богом» И трудность эта состоит не только в том, что «богу» непозволительны человеческие эмоции, но и в том, что «бог» обязан браться за «неразрешимые» философские проблемы.