Светорада Золотая

– Но ведь еще не доказано, что Стемид соблазнил Олесю твою, – заметил Асмунд. – Есть ли у тебя послухи, а еще лучше видоки, которые подтвердят, что Олеся изменила тебе со Стемидом?

Он произнес это негромко, но люди услышали и теперь с интересом ждали, чем дело обернется. И хотя родня Некраса шумела, утверждая что купчиха Олеся вела себя подозрительно: взяла привычку в отцовском тереме ночевать, когда самого родителя в Смоленске не было, и кто-то видел ее разговаривающей с тем же Стемкой в торговых рядах, – ни Асмунд, ни его бояре, к которым княжич обращался, чтобы рассудили, не считали все это достаточным доказательством.

– Да вы любую чернавку Олеси подвергните пристрастному допросу огнем – враз все выложит, – кричали они. – Или этого пастушонка, которого купчиха невесть почему вдруг привечать стала! Или даже того тиуна пузатого, что из Березового прибыл. Надо призвать его к ответу да вложить ему в ладонь заготовку каленую – сам ведь похвалялся, что правду говорит, вот пусть и расскажет, как женка Некрасова в Березовом верность мужу блюла.

Несчастный тиун даже головой закрутил, стал пятиться. А люди напирали, требовали. Даже бояре нарочитые, и те стали согласно кивать. Дело то было нешуточное: окажется изменницей Олеся – и избежит кары купец. А если выяснится, что она чиста и Некрас в своей жестокости и подозрительности преступил черту, придется ему головой за содеянное ответить. И в таком спорном деле без допроса видоков уж никак не обойтись.

Но неожиданно Гордоксева подала голос, сказав, что под пыткой кто хочешь клевету и напраслину говорить станет. Атак как ее голос много значил в Смоленске, толпа притихла, не зная, как поступить. Только Некрас не сдавался. Вышел вперед, подбоченился.

– Погляжу я, сударыня наша Гордоксева, ты не так и мудра, как народ бает. И волхвов вещих по недоразумению обидела, и за своих заступаешься, не радея о невинных. А свои у тебя все те же воевода Михолап да Стемка Кудияров сын. Это так же ясно, как и то, что твоя ссора с волхвами лишила нас дождей, когда урожаю надобно созревать.

– Да как ты смеешь! – впервые не сдержался Асмунд, даже ударил кулаком по колену. – У самого Чернобог в душе, а любого оклеветать и осрамить готов, убийца кровавый!

– Меня сейчас обвинять легко, – сдержанно ответил Некрас. – Однако правда все равно на моей стороне. И если вы даже принятые в таком деле судебные пытки готовы отменить, лишь бы покрыть своих, то я укажу вам видока, слову которого всякий в Смоленске поверит как себе самому. Выйди же вперед, краса Смоленска, княжна Светорада! Покажись нам, как ясное солнышко, и поведай то, о чем мне сегодня рассказала.

Подобного никто не ждал, и гудевший только что, как растревоженный улей, двор детинца, вмиг затих. Головы всех повернулись к крыльцу, все взоры обратились туда, где все это время, прячась в тени, стояла Светорада.

Гордоксева и Асмунд тоже невольно оглянулись на нее. В наступившей тишине княжич негромко произнес:

– Что же это, Рада? Выйди, покажись людям. И вздохнул при этом.

Светорада повиновалась, вышла на свет факелов, заплаканная, прижимая руки к груди. Люди смотрели на нее, а привыкшей красоваться перед толпой княжне больше всего сейчас хотелось скрыться куда-нибудь, убежать, забиться в угол. И она только всхлипывала, когда ее брат сказал: готова ли она стать видоком купца Некраса и сказать правду людям?

– Не ведала я, что до смертоубийства дойдет, – наконец проговорила княжна.

На нее смотрели сначала молча, потом роптать стали. И когда кто-то спросил, признает ли она, что является видоком Некраса, что видела Олесю с полюбовником и та порочила честь мужа, княжна только кивнула утвердительно и, закрыв лицо ладонями, горько разрыдалась.

– Ну вот, – с облегчением вздохнул Некрас. – Видите, люди добрые, сама краса смоленская доказала, что я чист, а Олеся заслуживала смерти от моей руки.

Стема стоял в гомонящей растревоженной толпе и тоже не сводил со Светорады взгляда. Глаза его потемнели от гнева. Хотя в глубине души он всегда знал, что ради своей выгоды княжна готова пойти на все, но отчего-то сейчас ему было особенно горько. В ушах гудело, сердце готово было выскочить из груди. Сдерживая его бешеный стук, он слушал, как Некрас громко рассказывал всем: сегодня под вечер княжна окликнула его на пристани, отозвала в сторонку и поведала, что застала Олесю с полюбовником в Березовом.

Да, Светка сумела отомстить за то, что ее предали, понял Стема, но несмотря ни на что не находил ей оправдания. Отдать Олесю в руки Некраса… все равно, что сразу отдать ее палачу. Это подлость. А подлости красавице Светораде делать не впервой…

Стемка глядел на золотистую в свете факелов фигурку княжны на высоком крыльце. Красавица… А он словно сквозь нее смотрел, видел ее черное нутро, гнилую душу, прикрытую блестящей позолотой. Золотая Светорада! Да ушкуйники – разбойники новгородские, и те честнее ее. Конечно, она может прикинуться милой и ласковой, но за ее любезным обхождением скрывается темная, глубокая злоба, которая в любой миг может выплеснуться наружу.