Светорада Золотая

– Да уже слышал про его корчму и его славное пиво. – Стема обнялся с толстым Укрепом.

Потом подошел к теремному кузнецу Дагу, узнал и державшегося в стороне высокого худего юношу с длинными волосами до плеч и в белой одежде волхва.

– Никак наш Борич в волхвы подался? Похоже, это уй[77] его постарался племяша к служеннию богам пристроить. Сам при богатом капище Рода и тихоню Борича туда же.

– Да он все больше писцом при нашем князе состоит, – заметил развеселившийся Бермята. – Али не видел его в палатах?

– Не видел. Да где уж мне заметить его, если так высоко вознесся. Капище Рода, видать, не по нему. Но я понимаю, Борич. Помнится, ты еще мальцом всегда плакал, когда ягнят на алтарь клали. Зато при князе Эгиле состоять – почетно, да и работа чистая. Но неужто ты резы смог понять, хитрая твоя рожа?

Молодой волхв не знал, обидеться ли ему на Стему за подобную развязность или же все свести к шутке. Решил отшутиться. А тут Вострец Дудочник, ставший скоморохом, отвлек от Борича Стему, стал трясти друга, взлохматил ему волосы. Жену свою Менею притащил с двумя детками, мал мала меньше.

– Погодки они у нас. Хотел оставить в избе у скоморохов, да не на кого, – объяснил он. – Во дворище одного нарочитого боярина сегодня пир горой, почти все наши туда подались. Ну, а мы с Менеей – к тебе на встречу. И ребят своих пришлось взять.

Стема подхватил одного из малышей на руки, подкинул так, что тот заголосил, стал вырываться, потянулся к матери.

– А ведь Вострец всегда тебе был мил, а, Менея? – отдавая матери ребенка, пошутил Стема. – Помню-помню, как от меня к нему убегала. Ну и что, люб тебе неспокойный скомороший удел? Вижу, что люб, раз мужу сыновей рожаешь.

Расцеловал ее, а в следующую минуту уже глядел на другую девицу.

– Никак это Цветка. Ох, дай же я и тебя расцелую, красавица моя. Всегда цвела, как вишенка по весне, а ныне плодоносишь буйно.

И он бесцеремонно огладил ее по заметно выступающему животу.

Светорада даже чуть поморщилась, видя, как хихикает ее прежняя подруга.

– Ты руки-то не очень распускай, Стемид, – сурово вымолвила княжна. – Знаешь, чья она жена ныне? Наш тиун не обрадуется тому, что ты его меньшицу ласкаешь.

Но Стеме хоть бы что. Сказал только, что Цвета не прогадала – взяла в мужья толкового и богатого. А то, что не больно молод, то, как говорят, старый конь борозды не испортит. Вот и не испортил – Стемка вновь провел рукой по выступающему животу женщины.

– Погляжу я, Светка, одна ты еще в незамужних ходишь, опередили тебя подружки-то, – засмеялся Стема, подсаживаясь к княжне.

– А Потвора ведь тоже в девках ходит, – заметила Светорада.

– Ну, в девках не в девках, – наблюдая за целующейся с Ингельдом Потворой, усмехнулся Стема, – да только наша рыженькая помладше тебя, насколько я помню. А вот что такая краса, как ты, заневестилась…

– Ну, не за Борича же скомороха мне было идти, – обиженно фыркнула княжна. – Зато все знают, какого сокола я в свой силок поймала.

И она залюбовалась игрой камня на своем перстне. Из лесу появились еще двое. Оба в утепленных воинских стегачах,[78] которые они тут же сняли, подсаживаясь к костру.

– Еле сумели уклониться от того, чтобы нести сегодня стражу на городских заборолах, – сказали Митяй и Вавила – так их звали. Тоже когда-то входили в компанию ребятни из детинца, а сейчас стали городскими охранниками. Не гриднями, как Бермята, но также неплохо устроились.

Эти двое тоже принялись тормошить Стему, бороться дурашливо. Беременная Цвета так и повисла на нем, даже Менея-скоморошиха, и та льнула к Стеме.

– Каким ты соколом стал, Стемка! Ох, а пояс у тебя… Чисто княжеский!

Беленую рубаху парня стягивал на редкость красивый пояс: из прекрасно выделанной кожи, богато украшенный накладками в виде извивающихся золотых драконов, державших в пасти ярко-голубую бирюзу. Светорада еще раньше обратила внимание на богатый пояс парня, но только сейчас осмелилась подойти и потрогать его. Драконы были выполнены мастерски, каждая чешуйка видна, да и бирюза была самой настоящей и очень изящно обработана. Даже привыкшая к блеску драгоценных камней и золотых украшений Светорада вынуждена была признать, что такой пояс стоит очень дорого. Окружившие Стему молодицы тем временем разливались соловьем, пели ему хвалу: ты и сокол, ты и месяц ясный, дай расцеловать тебя, сладенький! Светораде стало это надоедать.

– Что вы слетелись на него, как мухи на мед. А ведь мед тут я, – властно произнесла она в запальчивости.

– Ну что ты, Светорада, – подал голос Ингельд. – Ребята же так долго Стему не видели, всем охота получить кусочек его внимания. И сегодня именно Стема для них мед.

Но княжна не подобрела.

– Мухи не только на мед слетаются, но и на…

Она не договорила, опасаясь произнести слова, не подобающие высокородной княжне. А Стема, отойдя от приятелей и усаживаясь напротив Светорады, заметил:

– А кем ты сама себя считаешь, Светка, что желаешь всеобщего внимания?

– Себя я считаю золотом, – быстро нашлась она.