Светован. Штудии под шатром небес.

— И тюрьма сильна, но кто ей рад? Но давай вернемся еще раз к Одиссею. Те двадцать лет его скитаний стали не развлечением, а хорошей школой. Студиями над безбрежными водами и под небесным шатром. Школой познания зримого мира, себя в этом мире и мира в себе. Поэтому после того, как он возвратился на Итаку, стал еще лучшим царем — царем для своей земли, своего народа, царем для самого себя. Твердо врос он ногами и сердцем в свою землю, не желая чужой. Когда хотели его чем-то соблазнить, к чему-то подтолкнуть, он только добродушно усмехался: "Я уже там был". И эти слова были не только о географии. К сожалению, такого "царского отцовства" наш народ давно не знает. Живем, словно без головы и сердца… Я еще жил при австро-венгерской короне, помню настроения различных слоев. Миллионы людей ложились спать в безопасности, ибо знали, что цисарь их до полуночи сидит в ночном бдении, а встает в пять утра и продолжает работу при свечах. Он объединял и обычаи, и закон. И люди тоже придерживались и того, и другого. И были преданными подданными. Настоящая преданность намного глубже, чем законы… Власть — это ночной страж. Живешь и не видишь его. Но стоит только приключиться беде, как он сразу же защищает. Ночной страж, а не ночной разбойник и палач. Знавал я в свое время и такой ласки. Да и не только я… Власть должна совмещать в себе порядок мира и порядок вещей. Нести гуманность. Тогда она твердая, тогда ее готовы принять. Государь — это садовник мудрых законов. Ибо законы, которые часто преступают, — плохие законы. Неудобства делают людей жестокими, от несвободы черствеют сердца, а негуманное отношение портит их. Они становятся враждебными друг к другу, народ к народу, и, прежде всего, — к власти. Ржа точит кандалы железного государства. День ото дня.

Грядет великое длительное возрождение погубленной Отчизны

— И что же дальше?

— Настало время, и Атлант не захотел больше держать на себе небесный свод. Его бунт потряс землю. Если рабов не освободить, они освободятся сами. Нельзя силой присоединить разные частицы одна к другой. Мы народы разного слова, мысли, обычая. И это нельзя стереть, уничтожить. И нельзя отбирать у человека смысл хозяйствования, собирательности. И у пчелы это есть, и у белки, и сороки. А больше всего — у человека, украинца. Без этого он — вырванный с корнем росток. Какой же это уклад жизни — без корня и головы?! Что из того, что руки у нас золотые, если некому вывести нас из гнилого болота? Есть только "руководители", которые водят нас за руки.

— Но ведь мы были когда-то великим народом, великим государством! Как же это все утратили?!

— В корне слова "Украина" есть имя древнего бога Ра. Рай — кРай — кРаина — УкРаина… Это всегда была благодатная земля, поэтому со всех сторон ее охотно клевали и растягивали. Ни князья, ни затем гетьманы не могли надолго удержать ее в одном крепком кулаке. Землю терзали, уничтожали, обдирали, делили. Душа народа ослабевала в неволе, выветривалось чувство самоценности. Получается, что мы больше люди слова, чем дела, народ борьбы, но не победы. Но все же человек Божий должен быть свободным. И Божий народ тоже. Это основа Божьей справедливости и человеческой гуманности.

— Что такое народ?