(Эран-Вэдж на пехлеви) означает колыбель и родину ариев-иранцев, расположенную в центре срединного Кешвара (orbis, зона). Попытки определить географическое местоположение на наших картах столкнулись с большими трудностями по той простой причине, что проблема этой локализации относится к географии духовидческой[45]4. Её данные проистекают из некого изначального, архетипического Образа, то есть из первичного феномена ориентации, упомянутого в начале нашей книги (см. выше, I, 1). Именно этот Образ определяет и упорядочивает восприятие эмпирических данных; сами же приобретённые данные, географические и культурные, влиять на него не могут. Он наделяет смыслом физические явления, он предшествует им, а не они ему. Но из этого вовсе не следует, что речь идёт о чистой «объективности», как понимают это слово теперь. Речь идёт о неком органе восприятия, которому, в качестве объекта, соответствует определённая область или сфера бытия, в поздней иранской философской разработке представляемая как небесная Земля Хуркалайи. А чтобы нам самим как следует сориентироваться в данной проблеме, следует прежде всего вспомнить о событиях, имевших некогда место в Эран-Вэдж. Упомянем лишь, те, что непосредственно относятся к нашей теме.
В Эран-Вэдже
происходили достопамятные молитвенные действа, совершавшиеся самим Ормаздом, небесными существами и легендарными героями. Именно там, первосмертнику, прекрасному Йиме, велено было построить городьбу, вар[46]4а, и собрать в неё цвет всех существ, самых лучших, самых пригожих, чтобы уберечь их от лютой зимы насланной демоническими силами, а со временем населить их потомством преображённый мир. Этот вар или парадиз Йимы описывается как городьба, заключающая в себе, на манер настоящего города, укрепления, дома и склады. Врата и окна этой городьбы источают изнутри свой собственный свет; она озарена одновременно светочами несотворёнными и сотворёнными. Её обитатели только раз в году видят, как заходят и восходят звёзды, Луна и Солнце; вот почему год кажется им одним днём. Каждые сорок лет каждая человеческая чета порождает другую чету — мальчика и девочку. «И все существа живут наилучшей жизнью в этом варе», — свидетельствует Йима. Можно, разумеется, усматривать в этом описании память о пребывании предков современных иранцев на крайнем географическом севере, где они в течение тридцати суток наблюдали зарю при ежегодном восходе солнца. Но более убедительны доказательства того, что речь идёт фактически о пороге сверхъестественного Инобытия: несотворённые светочи; мир, источающий свой собственный свет, совсем как те византийские мозаики, выложенные из покрытых золотом стеклянных кубиков, которые как бы лучатся изнутри; край, не знающий теней, населённый световыми существами, достигшими духовных высот, недоступных для жителей земли. Это и в самом деле инобытийные существа: там, где иссякает тьма, стремящаяся полонить свет, начинается Инобытие, — такова тайна, зашифрованная в символе Севера. Сходным образом, племя гипербореев символизирует человека, достигшего такой духовной целостности и гармонии, что в ней нет места ничему отрицательному и тёмному и её нельзя считать ни востоком, ни западом. В индийской мифологии гипербореям соответствует народ материка Уттара-куру, народ северного солнца, состоящий из сочетающихся между собой близнецов и олицетворяющий ту же полноту и законченность, которые присущи очертаниям и размерам их страны: это расположенный на Крайнем Севере земной рай, изображаемый в виде идеального квадрата, как вар Йимы, изумрудные города Джабалка и Джабарса и небесный Иерусалим.