Светозары

Но кроме этого на станции еще много было паровозов. Одни стояли молча, другие сердито пыхтели и фыркали, а какой-то, поменьше других, весь черный от копоти и грязи, зачем-то толкал взад-вперед вагоны с бревнами.

И все здесь было грязно, пропитано копотью и воняло жженым углем, мазутом, едким дымом. И все суетилось, лязгало, гремело, со свистом выпускало мощные струи белого пара, и было страшно, что вот-вот с какой-нибудь стороны на тебя наедут, растопчут, смешают с маслянисто-густой грязью, что под ногами.

Люди тоже бегали и суетились. Они казались жалкими, замордованными. Казалось, не они, люди, управляют этими могучими машинами, а, наоборот, машины подчинили себе людей, чувствуют себя здесь полными хозяевами…

Мне стало плохо, неуютно как-то. Я потянул за рукав Василька. Мы отправились на элеватор, к своему обозу. И мне долго чудилось, что под ногами тревожно вздрагивает земля. «Зачем это? Что это за жизнь?» — вертелось в голове. И уже смутно мерещились, складывались стихи о том, как юная девушка в белом платье и с букетом душистых цветов заблудилась на станции в бесконечной путанице рельсов и мечется между паровозами, оглушенная железным грохотом, и грязные вонючие чудовища вот-вот ее растопчут.

10

Зря мы с Васильком спешили на элеватор. Веренице подвод не было видно конца, очередь наша не подвинулась, а, кажется, стала еще дальше. И уже вечерело, и все походило на то, что нам придется ночевать на пыльном пустыре, под открытым небом. Еще погодка, слава богу, миловала нас: сухо и сравнительно тепло для конца-то сентября. Но все равно, — ночевать почти в черте города, где ни лошадей покормить, ни себе пожрать приготовить, — удовольствия мало.

Сенька Палкин, старшой наш, нервничал больше всех нас. Мы понимали его: как же, первый раз в жизни такое серьезное дело доверили — и на тебе! А вдруг ночью дождь? Промокнет в мешках пшеница? Тогда без разговору заворачивай оглобли и поняй домой: здравствуй, товарищ Живчик! На кого ты надеялся, на кого рассчитывал, тот некудышнее последней бабы оказался…

Сенька рвал и метал. Он носился вдоль длиннющей очереди груженных хлебом подвод, — с кем-то ругался, с кем-то договаривался, кого-то просил, кому-то угрожал. Где-то набегал, схлопотал фонарь под левым глазом, но это еще больше его раззадорило: он весь снял разбойным молодечеством, как тогда, во время пляски на сабантуе, и уже в открытую подмигивал Тамарке ястребиным цепким глазом, а та отворачивалась и краснела.

Сенька был в родной стихни, Сенька был в ударе, и все мы поверили, что он умрет, а своего добьется, что мы обязательно сдадим сегодня зерно и покатим восвояси.

И точно: вскоре Сенька прилетел откуда-то и зашипел, бешено вращая закровенелыми белками глаз:

— Выворачивай подводы!.. В голову очереди!.. К весам!..

Мы двинулись вдоль вереницы вперед. Лошадей вели под уздцы. Сначала на нас глядели с удивлением, потом из очереди послышались крики:

— Эй, куда?!

— Куда прешь? Осади!

— Почему без очереди?!

— Быстрей! Погоняй! Мать-перемать!! — со свистом шипел Сенька.

Но ропот возмущения, что покатился в голову очереди, опередил нас. Добрая дюжина мужиков преградила нам дорогу:

— Куда?!

— Стой!!

— Да мы… это. По распоряжению райкома. Ослобони путь! — Сенька ринулся с кулаками один на всех, но от доброго пинка отлетел назад, словно мячик.

— Отойди, суконка!! — заорал он и снова кинулся на мужиков. — Не имеешь права! Передушу всех! Райком распорядился!.. Мы — «Красный обоз»!.. Мы первые в районе сдали хлеб сверх плана!..

Его снова понужнули, и он, выкрикивая угрозы, помчался в голову очереди. Вернулся вместе с худым чернявым мужиком в дерматиновом кожане. По этому скрипучему кожану да еще по черным глазам, горящим злой яростью, я узнал уполномоченного Сидорова, который нагрянул в наши Ключи в сенокосную пору, когда по разрешению бригадира Живчика все занимались своим кизяком. Крепко мне запомнился тогда этот беспощадно крутой человек! Он и теперь не стал ни с кем объясняться и церемониться.

— Пропустить! — с ходу крикнул мужикам резким скрипучим голосом.

Наблюдал я: встречаются такие люди с такими вот голосами. Им, видно, на роду написано быть начальниками, командовать и повелевать другими. И мужичонка-то с виду — соплей перешибить, а, смотри, — расступилась перед нашими подводами толпа, попятилась. Кто-то, правда, заартачился: непорядок, мол, не пустим без очереди, но уполномоченный Сидоров жиганул смельчака таким бешеным взглядом, что тот спрятался за спины товарищей.

— Газеты надо читать! — с расстановкой, рубя рукою воздух, внушал Сидоров. — Тогда будете знать, что эти подводы из колхоза, который первым в районе отправил Родине хлеб сверх плана. Таких людей надо уважать и брать с них пример. Вопросы есть?