Светозары (Трилогия)

Так мы ехали долго, телегу мягко покачивало, резко запахло остывающей дорожной пылью, горьковатой полынью, а потом спереди стало наносить влажной свежестью, смешанной с запахами мокрого песка и камышей. Наверное, подъезжали мы к озеру, хотя, сколько я ни вглядывался вперед, никаких признаков воды обнаружить не мог: плотная тьма придавила землю, пусто кругом, не за что зацепиться глазу. И поэтому сильно клонит ко сну, веревочные вожжи стали какими-то скользкими — то и дело выползают из занемевших рук.

— Что за кучер, коня замучил! — подбадривает бабушка. — Стегни-ка кнутом, а то уснет на ходу.

Но Пеганка сама вдруг взбодрилась, громко всхрапнула, наддала ходу. Я оглянулся: бледный свет замерцал вдали, широкой полосою погнался следом за нами. Уж не машина ли догоняет, светит фарами? Но нет, зарево оборвалось, погасло, а слева поднялось снова, столбом уперлось в самое небо, на миг высветило облака и стало опадать, рассеиваться по степи.

— Светозары, — спокойно сказала бабушка. — К дождику, должно. Вишь, Илья-пророк серянки подмочил — чиркает, чиркает, а прикурить не может.

Я сразу успокоился. Чудная она, моя бабушка Федора! Все объясняет на свои лад, и никаких у нее нет тайн и загадок. У нее и там, на небе, все так же, как у людей на земле. Гром загремит — Илья-пророк на телеге с пустыми бочками за водой покатил; значит, поливать скоро начнет, жди дождя. И никаких тебе огненных колесниц, никаких богов-громовержцев. А сейчас вишь какая беда; спички мужик подмочил, прикурить не может, оттого и зарницы вспыхивают.

У нее, у бабушки, даже сказки свои, совсем не похожие на те, которые рассказывал покойный дед Семен. Как теперь я понимаю, дед против бабушки был неисправимым фантазером и романтиком. В бабушкиных же сказках нет никаких чудес и фантазий: ни волшебников, ни колдунов, ни разных там Змеев Горынычей, а действуют обыкновенные люди: жадные и щедрые, хитрые, злые, добрые, умные, дураки. Рядом с ними — всякая чистая и нечистая живность, которая или прекрасно уживается с людьми, или вредит им, но все происходит без ковров-самолетов и скатертей-самобранок, а так, как в обыденной жизни… Бывало, долгим зимним вечером пристанут младшие, Петька и Танька, как с ножом к горлу:

— Ба-а, расскажи сказку.

— Да отвяжитесь вы, лихоманка вас задери! Каки сказки? Белье не стирано, куделя не прядена, Петькина рубаха не чинена, картошка не чищена… Каки сказки?

— Ба-а, хоть маленькую…

— Ну, дак вот, рази што маленькую, — бабушка садится за свое заделье, ребятишки — на пол, около ее длинной юбки. — Ну, дак слухайте. Жил в старое время один мужик, а уж до того жадный и глупой был — не приведи господи! Избенка-то у его была дерном крыта, летом вырастет на крыше трава, — жалко, все ж таки сено, а как его взять — не скумекает. Вот и зачнет тащить корову на крышу, штоб она травку ту съела — кожилится, аж глаза на лоб… А то приходит как-то сосед к тому мужику, а его баба блины как раз печь начала… Испугался мужик; ну, как за стол напросится суседушко! Не так ему блины жалко, как сметану. А сметана-то в подполе — достать не успели. Вот хозяин схватит тайком блинок — да туда, в подпол. Там и съест со сметанкой и назад вылазит. Сосед ему: «Ты чо это, как блоха в штанах, прыгаешь взад-вперед? Белены наелся?» А мужик: «Не белены, а блинчиков со сметаной!» Такой уж он был, тот мужик, глупой да жадный — прямо смех и грех!..

Бабушка замолкает, шурует веретешкой — прядет куделю. Ребятишки некоторое время сидят с раскрытыми ртами, потом удивляются:

— И все?

— А какого вам еще лешака? — возмущается бабушка. — Нy, коли не надоело, дак слухайте дальше… Нанял как-то тот мужик в пастухи ведмедя, своих телят пасти. Полушка за телушку. А он, тот мужик-то, тем и хитрый был, что долги платить не шибко-то любил… А надо: ведмедь наседает. И чо же удумал хитрый мужик? «Ты, грит, не взыщи, Косолапый, растерял я все свои деньги. Как скрозь землю провалились!» А ведмедь — не будь дураком — телят всех подрал да съел, а хвосты в землю воткнул. Приходит мужик: «Иде мои телята?» — «Дак, сам баил: деньги скрозь землю провалились, — это ведмедь ему. — Вот я и загнал телят под землю, деньги твои искать. Вишь, одне хвосты торчат…»

Теперь мы ехали берегом Чанов. Короткие вспышки светозаров до горизонта высвечивали спокойные воды озера.

Было, однако, уже за полночь, лошаденка наша устала, — уж и кнут не помогал, — она еле переставляла мосластые ноги.

— Может, остановимся? — предложила бабушка. — Подкормим маленько Пеганку, да и сами прикорнем часок-другой.

По пологому песчаному берегу мы подъехали к самому озеру, лошадь жадно потянулась к воде, я насилу сдерживал ее вожжами: нельзя давать пить, пока не остынет. Я распряг ее, туго перетянул волосяным путом передние ноги у самых копыт. Пеганка, тяжело топоча, запрыгала вверх по косогору, и вскоре оттуда послышался торопливый треск срываемой травы.