Альва поблагодарила журналистов, они ушли, и она осталась одна. Ее окутало безмолвие. Обволокла пустота. И она была этому рада. Та самая бездеятельность, что едва не свела ее с ума, теперь дарила чувство защищенности, безопасности. Теперь она, хоть убей, не могла взять в толк, чего ей не хватало все те месяцы.
Рельсовый путь по Третьей авеню недавно протянули аж до Бронкса, но Альва не любила трамваи, предпочитая передвигаться по городу в собственном экипаже. Господи, до чего же знойный душный день! Слабый ветерок не разгонял жару. В Ньюпорт Альва все-таки решила не возвращаться – отчасти из-за Гарольда, но главным образом потому, что еще не готова была выйти в свет. Сочла, что лучше под его яркие лучи выходить постепенно. Ей пришлось остаться в Нью-Йорке, но в дни, подобные этому, она мечтала, чтобы ее обдувал соленый морской бриз.
Сегодня была годовщина смерти ее матери. Та умерла 10 августа, неделю не дожив до своего пятидесятилетия, хотя, изнуренная болезнью, выглядела она гораздо старше. Альва жалела, что не помнит ее более здоровой. Ее мать перед кончиной была похожа на скелет: ввалившиеся глаза, впалые щеки, обвисшая грудь, из которой при каждом затрудненном вздохе вырывались свист и хрипы. Альва тряхнула головой, и, чтобы этот жуткий образ не терзал воображение, попыталась думать о другом. Они с Вилли опять обсуждали строительство нового коттеджа в Ньюпорте. Точнее, говорила об этом она. Он по-прежнему противился, заявляя, что их нынешний коттедж вполне хорош.
Альва со вздохом закрыла глаза, силясь вспомнить, когда она последний раз навещала могилу матери. Тщетно. Как бы она хотела, чтобы мама пожила подольше, познакомилась с Вилли, увидела внуков! Хотя она пилила бы ее из-за осанки Консуэло. Альва так и слышала, как мама говорит: «Не позволяй ей горбиться». Мама заметила бы ей, что мальчики пошли в породу Смитов, хоть свекровь Альвы и утверждала, что Гарольд – копия маленький Вилли. Альва сходства не наблюдала. Правда, Гарольд был спокойный покладистый малыш, спал крепко. В этом отношении он был больше похож на отца.
Экипаж остановился у кладбища, и Альва открыла глаза. Кучер спрыгнул с козел, распахнул массивные железные ворота, сняв запор. Грунтовую дорожку, разветвлявшуюся в разных направлениях, окружали длинные зеленые холмы и склоны – поля надгробных камней.
С букетом в руке Альва выбралась из экипажа и пошла по холму к могиле матери. Спускаясь к большому гранитному памятнику, она увидела коленопреклоненную в молитве сестру – Джулию. Альва не удивилась. Было время – до того, как Альва стала на лето уезжать в Ньюпорт, – все сестры вместе навещали могилу матери в годовщину ее смерти.
Джулия поднялась с колен и обернулась. В тот самый момент, когда Альва подошла, чтобы положить на могилу цветы.
– Я надеялась встретить тебя здесь, – произнесла Альва, стоя плечом к плечу с сестрой.
– Ты только что разминулась с Армидой и Дженни.
Альва кивнула, подумав, что, возможно, Джулия специально задержалась: надеялась, что она все-таки придет. Они не виделись два года. Обе были слишком упрямы, ни та, ни другая не желала первой предложить мир, а
С минуту сестры молчали, потом Альва сказала:
– Помнишь, как мама наряжала нас, заставляла надевать перчатки и пить чай на крыльце?
– Я в основном помню, как мама кричала тебе, чтобы ты слезла с дерева, – рассмеялась Джулия. –
– А, ну да. И потом порола меня.
– А на следующий день ты снова принималась за свое.
– Мне
– Тебе нравилось проверять, как далеко тебе позволят зайти, – со смехом отвечала Джулия.
– Возможно. – Они обе заулыбались. Альва обняла сестру за талию.
– Я очень рада видеть тебя, – сказала она. – Жаль только, что мы встретились здесь.
Джулия кивнула, приникла к Альве.
– Хорошо выглядишь.
– Не-а, – мотнула головой Альва. – Растолстела. Недавно еще одного сына родила.
– Слышала. Дженни с Армидой сообщили. Поздравляю.
– Можешь, зайдешь как-нибудь, познакомишься с ним? Как-никак ты его тетя.
Джулия помолчала, обдумывая ее предложение.
– С удовольствием. С большим удовольствием.
Они снова умолкли. Альва подозревала, что Джулия, как и она сама, не знает, что еще сказать. Она уже и забыла, как сильно Джулия похожа на мать. Волосы у нее были на тон рыжее, чем у Альвы, а глаза имели более густой синий оттенок.
– Прости за то, что наговорила тебе в тот день, когда ты показывала нам дом, – произнесла Джулия, глядя прямо перед собой. – Я слышала, особняк очень красивый. И про бал твой читала… – Ее голос постепенно затих, но потом она добавила: – Мне правда жаль, что все так вышло. Прости.
– Ну, а ты как? – спросила Альва, меняя тему разговора, чтобы самой не пришлось извиняться.
– Пишу понемногу, – ответила Джулия.
– Пишешь? Ух ты.
– Да так, короткие заметки, – пожала плечами Джулия. – Для одного женского журнала.
– Молодец.