Светунец

Ночь высекла на небе искры,
                         домой пора…
И каждый шаг, как будто выстрел
                         в тиши двора.
А там, за месяцем, направо,
                         горит всегда
Слегка торжественно и здраво
                         моя звезда,
Что до рассвета будет грозно
                         за мной следить.
Звезде, наверное, не просто
                         моею быть.
Мне путь нехлопотный и ровный
                         дарит звезда.
А я иду своей дорогой —
                         и не туда.
И мне услужливо посветит
                         она лучом.
Ведь за меня она в ответе,
                         а я при чем?

Откликной гребень

То прошедшее лето
Долго было со мной,
Долго в сердце не гас
Им подаренный свет.
У хребта Таганай
Гребень есть Откликной,
Я кричала — и эхо
Отзывалось в ответ.
И стоял Таганай,
Словно дивное диво,
Так красив и могуч,
Что щемило в груди.
Я была, как трава,
Зелена и правдива,
И удачи, и беды —
Было все впереди.
Что с тех пор изменилось, —
Отчета не требуй.
Но теперь голос твой
Растворился в ночи.
Моя светлая даль,
Откликной ты мой гребень!
Отчего, отчего ты молчишь?
Ну, взорви тишину,
Как проклятье молчанью,
Накричись ты за дни,
Когда множество раз
Приходилось тебе
Повторять окончанья
У пустых и бессмысленных фраз.
Правду ты не поймешь,
А неправду — не примешь.
Птицы лето к тебе
Привели на постой.
И далеко плывет
Запах горькой полыни,
Перемешанный с пряным
Дурманом цветов.

ВАЛЕРИЙ КУЗНЕЦОВ

Отец

Отец ведро заденет кружкой —
огромной каплею росы
сверкнут меж ободом и дужкой
его трофейные часы…
Храним тепло скупой постели:
сверх одеяла, до лица,
отец укроет нас шинелью
всевойскового образца.
Сверкнет планшета целлулоид,
молодцевато скрипнет хром,
отец уйдет туда, где ловит
ветра его аэродром.
Мы вновь спеленатые снами,
сквозь них нам слышится едва:
летают летчики над нами
на очень маленьких ЛИ-2.

Хозяйка щедро и стыдливо…

Хозяйка щедро и стыдливо
сдавала флигель во дворе,
где серебристая олива
листвой кичилась в октябре.
И получилось: в день за трешку,
на пару солнечных недель,
купил я берег, и дорожку,
и море, севшее на мель.
Плюс — во дворе водоколонку,
что певчей трещиной в трубе
ночами медленно и звонко
напоминала о себе.

Я наплел тебе массу историй…

Я наплел тебе массу историй,
толковал тебе вещие сны…
Зелен лес,
                как Саргассово море,
а на море одни буруны…
Чем-то вечным торгует палатка
возле дома с оградой резной;
Мне, признаться, с тобою не сладко.
Каково же тебе-то со мной?

Весь этот быт, как склад пороховой…

Весь этот быт, как склад пороховой.
В нем тишина и та, как перед стычкой;
боюсь, не ты, так кто-нибудь другой
поблизости побалуется спичкой.

И, словно лес, он выгорит дотла.
Я прорубал в нем узкую аллею.
Я в этой жизни мало так умею,
но даже это ты не поняла…

Пора цветения липы…