Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)

— Глупо, — просто ответил Драко и, не выдержав больше этого взгляда, трусливо аппарировал в библиотеку. Там он рухнул в кресло, стараясь отдышаться, как после долгого бега, и не замечая, с каким ужасом смотрит на него Пирс.

========== Глава 3. Грейнджер ==========

—… Настали темные времена.

Голоса выхватывались нечетко, гулко, как будто из глубокого колодца.

— Ой, да бросьте, мой друг, что такого случилось, о чем вы не подозревали? Все было ясно уже после падения Министерства.

— Но тогда еще была надежда, пресловутый Мальчик-Который-Выжил, а теперь, простите мне каламбур, он не выжил.

— А это еще неизвестно, дорогой мой. Его же так и не нашли…

Неожиданная злость полоснула болью, а потом картина сменилась: вместо многолюдного душного паба перед ней открылась бездна.

Крошечные точки, мириады звезд — вечность на краю обрыва. Вдох, трепет, шелест ветра в траве и прыжок в глубину, ускользающую, кубарем катящуюся вниз, а потом… вверх. Она — сама тьма, клубящаяся и всеобъемлющая.

Вересковые пустоши, над которыми стелется голубоватый туман, почти светящийся в едва наступивших сумерках; стремительный полет — и вдали неизвестный Грозовой перевал, давно заброшенный и оттого ужасающий; она ни за что не зашла бы внутрь, но теперь — ворвалась, влетела, одним своим капризом выбивая оставшиеся в окнах стекла. Зачем? Потому что она сильна и всемогуща, и вся вселенная должна будет покориться ей, бессмертной и беспощадной.

А над головой — бесконечность.

***

Страшно просыпаться, не помня, как засыпала. Она, очевидно, металась в каком-то бреду на смятых простынях (чужих простынях!) в поисках выхода из лабиринтов, кошмаров, воспоминаний, а потом — наслаждаясь полетом и свободой. И наконец Гермиона открыла глаза. Сон, галлюцинация, что бы это ни было, не шел из головы, заполняя собой явь, пространство комнаты перед глазами. Она уже была здесь когда-то. Или нет, ей это только кажется, она не могла здесь бывать, что за глупости. Даже до этого «здесь» приходилось мучительно доходить. Что это за место, она догадалась, хоть и не сразу: припомнила обрывок разговора тех, кому так глупо попалась; они обсуждали, куда именно сейчас направятся. Гермионе вспомнился очередной бред околомесячной давности, когда она, проснувшись среди ночи в холодном поту, вдруг подумала, а не сдаться ли самой? Не найти ли его самой, чтобы он избавил ее от этого кошмара? Но потом, конечно, опомнилась. Он бы ей этих кошмаров только добавил. Надо быть не в своем уме, чтобы хотеть попасться. Но уж слишком мучительно ей было в эти два месяца — от непонимания, от страха и невозможности обсудить происходящее с кем бы то ни было. Был бы Гарри… Рону она боялась что-либо говорить, объясняя свое состояние посттравматическим расстройством. Сначала — паника до трясущихся пальцев, да так, что даже палочку не удержать. Потом стало чуть проще, временами даже казалось, что все в полном порядке, пока не приходили сны-видения. Гермиона не помнила, чтобы Гарри рассказывал о подобном. Она, конечно, не раз была свидетелем его метаний по ночам, но чтобы вот так… ! Она не думала, что это настолько страшно. Вот как сейчас. Проснуться в незнакомой комнате в стане врага и думать только о том, какие картины ей подкидывает подсознание! Ужасное состояние, будто она, как в детстве, снова заболела ангиной, и жар не дает сосредоточиться на реальности, а мир теряет четкость. Сейчас бы принять какое-нибудь лекарство, и сразу же стало бы легче.

Но это все, конечно, вранье. Легче бы не стало. Догадливая Гермиона почти сразу поняла (это называется «чуять нутром»), что с ней творится неладное. Еще в Запретном лесу поняла, скрытая под оброненной Гарри мантией-невидимкой, после того, как старалась бесшумно догнать Поттера, твердым шагом идущего навстречу своей судьбе, на верную смерть. После того, как услышала — впервые «вживую» — этот полный жуткого восторга высокий голос, и после того, как страшное заклинание отбросило друга в небытие и неизвестность. И даже после того, как мимо, будто ощерившиеся псы, разбрелись враги в черных одеждах, в поисках поверженного героя. Поняла, когда что-то сбило ее с ног, а потом — поселилось, осело в ее мыслях и в груди чем-то чуждым, никогда ей не принадлежавшим и таким мучительным. Гарри успел рассказать им с Роном обо всем, что он увидел в Омуте Памяти перед тем, как пойти к лорду Волдеморту.

Гермиона встала с кровати (кровати! Мерлин, самой настоящей), опуская ноги на пол, почувствовала головокружение и подумала отстраненно, что проснись она дома или в Норе в таком состоянии, ни за что на свете бы не стала принимать вертикальное положение. Она почти ничего не помнила о предыдущем вечере (неужели стерли память?!), но догадывалась, откуда именно появилась погоня, а еще — кто и по какой причине ее выследил. Если не по той, которая уже два месяца сводила ее с ума, то тогда для того, чтобы выпытать у нее, где Гарри. Мерлин, если бы она только знала, где Гарри…