Джокер находился в другом реабилитационном центре, предположительно из-за сломанной ноги, но я подозревала, что ему просто необходимо было оказаться как можно дальше от всего и вся, чтобы спокойно оплакать свою потерю. Наверное, он чувствовал себя примерно так же, как и я.
Гетов постигла схожая судьба. После вспышки они вернулись к тому состоянию, в котором пребывали до внедрения кода Жнецов: примитивные машины, не более живые, чем тостер. Тали находилась со своим народом – кварианцы пытались решить, что же им делать с расой, когда-то бывшей их рабами, затем – врагами и совсем недавно – союзниками. Теперь, когда мир так изменился, им придется многое переосмыслить, и я просто была рада, что это больше не моя забота. Никто не просил меня снова взяться за дипломатию.
Я вдохнула соленый воздух, наслаждаясь плеском волн и теплым бризом, овевающим мою кожу.
Список погибших, которым меня снабдили, оказался слишком длинным и содержал чересчур много знакомых имен.
Грюнт был мертв – погиб в ореоле славы, как всегда и мечтал. Во всяком случае, так мне сказал Рекс. Джек получила серьезные травмы, пытаясь спасти одну из своих студенток, и лишь недавно покинула больницу после неоднократных угроз разнести ее в щепки. Половина ребят Молота пополнила списки погибших, в том числе и несколько членов экипажа «Нормандии». Слава Богу, мой отряд остался жив в полном составе. Гаррус был тяжело ранен во время одной из перестрелок, и сейчас находился на турианском корабле, временно базировавшемся на Земле, отдавая приказы из инвалидного кресла и идя на поправку. Лиара изо всех сил пыталась сформировать хоть что-то похожее на правительство азари и заставить его функционировать. Никто не мог сказать наверняка, что случилось с Явиком, хотя, судя по всему, он остался жив. Возможно, на закате своего крестового похода длиной в 50000 лет он чувствовал себя столь же одиноким, как я. Джеймс находился в этом же самом центре и уже практически пришел в себя. Он уже какое-то время поддерживал связь с командой «Нормандии», но я пока не видела ни одного из них. Я не была уверена, что хочу этого. Многие погибли, и их смерти казались мне бессмысленными: в итоге мы не завоевали новый мир, не выиграли ничего реального – лишь свою свободу – абстрактную, хрупкую идею, которую было сложно определить и еще сложнее защитить. В конце концов мы оказались там, где и были прежде, но теперь каждый оплакивал свои потери.
И я не исключение.
Сунув руку в карман больничного халата, я вытащила пару солдатских жетонов – их нашли на мне после крушения челнока: одни висели у меня на шее, а цепочка других была обмотана вокруг моего поврежденного предплечья, предупреждая дальнейшую кровопотерю. Мои жетоны и Кайдена. Он спас мне жизнь и не раз.
Я разговаривала с Хаккетом, и тот восполнил некоторые пробелы в моих знаниях. Он рассказал, как Аленко отказался считать меня погибшей, как проигнорировал все правила и протоколы и отправился на самоубийственную миссию, чтобы спасти меня. Адмирал признался, что и тогда понимал: это единственный возможный вариант, но приказать кому-то воплотить его в жизнь было равносильно велеть человеку прыгнуть со скалы. Невероятно, как Кайдену это удалось. Это чудо, что он нашел меня, дотащил до челнока, и что челнок долетел до Земли. Это чудо, что я до сих пор была жива. Наверное, отпущенные на нашу с ним долю чудеса закончились, и как бы я ни надеялась, как бы ни молилась, судьба не расщедрится на еще одно.
Яркий солнечный свет отражался от его имени, выгравированного на жетонах. Словно невидимые пальцы сдавили горло; губы обветрились и потрескались.
Я знала, где находился Кайден. Я знала номер палаты, в каком крыле она располагалась, но еще не ходила к нему. Вместо этого я сидела здесь, наедине со своими мыслями, пытаясь оправдать свое бездействие, несмотря на невероятную удачу, благодаря которой осталась в живых. Я не ощущала себя счастливой. Наоборот, мне казалось, что меня наказывают, заставляя пережить все возможные муки и лишая возможности обрести покой. Я чувствовала себя привидением, обреченным бродить по коридорам и прилегающим территориям центра безо всякого желания двигаться вперед, потому что знала: если увижу его, удостоверюсь в том, что он на пороге смерти, а я ничем не в состоянии помочь, то все это каким-то образом станет реальным. Я не знала, как справляться с реальностью. Его жетоны были достаточно реальными. Я сидела на этой скамейке, кажется, уже несколько часов, то доставая их и глядя на его имя, то убирая обратно в карман.
Проснувшись этим утром, я сказала себе, что навещу его. Я сказала, что пойду, справлюсь с этим так же, как справлялась со всем остальным, и тогда наконец смогу мыслить здраво. Но я так устала от простого перемещения по центру, что села на берегу океана отдохнуть и так и сидела до сих пор.