Свежий ветер (СИ)

Я открыла коробочку и поддела пальцами темную цепочку, наслаждаясь видом драгоценного камня, свисающего с нее – такого тяжелого и невероятно красивого. Глядя на украшение, я чувствовала, как в душе поднимается тошнотворная тоска. Кайден сделал этот подарок именно тогда, когда я ощущала себя практически беззаботной, словно чтобы удостовериться, что я никогда не забуду – где-то далеко впереди нас ждали тысячи подобных вечеров, как этот, что мы провели вместе. Тот момент наших жизней был свободен от всяческих тревог, и забот, и боли, и я позволила себе поверить, что настанет день, когда надену это ожерелье, может быть, даже с платьем и высокими каблуками, и мы с Кайденом вместе отправимся куда-нибудь, чтобы что-то отпраздновать, как нормальные люди.

Украшение являлось обещанием будущего, которое так и не наступило. Будущего, в которое я до конца не верила, но на которое очень, очень надеялась…

Так глупо. Теперь я знала, что подобный самообман был необходим, чтобы отбросить не относящиеся к делу тревоги и сосредоточиться на стоящей передо мной задаче, но эта маленькая ложь все равно отзывалась болью в сердце. Как я могла быть такой идиоткой, что поверила в возможность нашего общего будущего? Я считала себя умнее. Поразительно, на какие глупые поступки толкает порой любовь.

Я взяла бутылку и провела пальцем по этикетке, вспоминая блеск его глаз, звон бокалов, то, как любовалась его сильной спиной, когда он встал и, повернувшись, направился ко мне. Внутри осталось довольно много виски. «Я… когда-нибудь мы вместе допьем его», - решила я, стараясь думать позитивно, как и тогда. Возможно, мне стоит поднять эту тему, когда он очнется – ему это понравится. Он… ему это точно понравится. Горло горело, и я поставила бутылку обратно.

Мой планшет тоже сохранился – тот самый, на котором я писала послания на случай своей смерти. Зная об этих письмах, мне было легче свыкнуться с мыслью о скорой кончине, легче оставить друзей. Однако их никто не читал, и сейчас я очистила память устройства, чтобы удостовериться, что никто и никогда не прочтет. Им не придется – я жива и могу сказать им все лично. Я жива, а многие погибли. Разве это честно? Мне все равно больше нечего дать галактике. Я всегда оправдывала свои необычайные способности к выживанию тем, что в будущем меня ожидали новые битвы, невероятные вызовы, неподвластные более никому, но сейчас впереди не было ничего. И… я ненавидела – ненавидела – что без Кайдена, который указал бы мне на светлые стороны, видела перед собой лишь унылое существование. Это тоже нечестно. Я с радостью отдала бы свою жизнь за кого-то из тех замечательных ребят, кого уже не было в живых. Они заслуживали большего. Кайден заслуживал большего. По крайней мере он бы знал, что делать с этой жизнью, а не изматывал себя напрасными сожалениями.

Может быть, ему следовало оставить меня – тогда вся эта история закончилась бы правильно. Он продолжал бы жить, принося радость стольким людям, но вместо этого оказался заточен в своем же безжизненном теле, а я просто… Я просто была здесь. Существовала, но не жила.

Я сунула подвеску в карман к жетонам, которые находились там с того момента, как я нашла их. Хромая по направлению к палате Кайдена, я ожидала, что их вес поможет мне вернуть потерянное равновесие, напомнит, что когда-то я была счастлива, но вместо этого я почувствовала себя еще более одинокой и потерянной, чем прежде.

Андерсон покинул центр вскоре после того, как я окрепла достаточно, чтобы отчитаться перед Хаккетом, предварительно дав четкие указания отдыхать, не перенапрягаться и приходить в себя. Он сказал, что при возможности постарается навестить меня снова, но я попросила его не делать этого – у него имелись куда более важные занятия, чем нянчиться с одним-единственным солдатом. Думаю, он знал, что что-то не так, но даже если бы я и захотела ему обо всем рассказать, то понятия не имела, как подобрать слова и не упасть в его глазах, а потому просто снова предалась самобичеванию.

Я видела Джеймса всего однажды, да и то мимолетом. Он обнял меня – нежно, но все равно достаточно сильно, чтобы причинить боль моему выздоравливающему телу. Впрочем, это была приятная боль, настоящая, словно только так он мог выразить свою радость по поводу того, что я выжила. Ему самому становилось лучше с каждым днем. Совсем скоро он сможет покинуть центр, и я знала, что он ждет не дождется этого момента. От него я узнала, что произошло после эвакуации, о том, как он вырубился, как только увидел открывающиеся лепестки Цитадели и решил, что у него самый крутой командующий офицер из когда-либо живших. Смущенно он сказал, что сожалеет о состоянии «Майора», я ответила, что сожалею тоже, и на этом мы расстались.