Священная охота

«В какой степени я могу сопротивляться этому королевскому заклятию?» – в тупом отчаянии гадал Ингри. Если бы ему хоть раз удалось собрать в кулак волю и разум… Может быть, если бы он сумел оказаться там, куда до него не долетал голос Венсела, фальшивый покой, в который был погружен Ингри, рассеялся бы? Или он сумел бы сбросить с себя транс, если бы внимание Венсела отвлеклось? Ингри жаждал королевского одобрения так же страстно, как собака – кости с хозяйского стола или маленький мальчик – улыбки отца, и навязанное ему раболепие заставляло Ингри скрипеть зубами; то что Хорсривер так небрежно украл сыновнюю преданность, которой лорд Ингалеф не сумел воспользоваться при жизни, зажигало огонь ярости в сердце Ингри. И все же он тянулся к своему господину, как усталый озябший ребенок тянется к теплу очага.

Ингри уселся рядом с Венселом на крыльце крестьянского дома, свесив вниз затекшие от бесконечной скачки ноги, и стал глядеть наречную долину, освещенную заходящей луной. Грум принес им простую еду – хлеб с ветчиной, хотя на этот раз напитком послужило молодое вино. Винограднику при ферме досталось, должно быть, в изобилии солнца и дождя, потому что вино было сладким и благоуханным; оно лилось в горло, как жидкое золото. Близость господина и накопившаяся усталость сделали голову Ингри легкой и пустой, как у пьянчуги, уверенного, что он, если пожелает, сможет подняться на ноги и идти. Ингри снова приложился к кувшину с вином.

– Как красиво, милорд, – сказал он, обводя рукой посеребренный лунным светом простор.

Губы Венсела искривила странная гримаса.

– Я видел достаточно озаренных луной пейзажей. – Через мгновение он добавил: – Наслаждайся ими, пока можешь.

Двусмысленное замечание, подумал Ингри.

– Почему мы так гоним коней? От какого врага должны мы ускакать? От погони из Истхома?

– И от нее тоже. – Венсел потянулся. – Время мне враг. Благодаря хитрой уловке клана Стагхорнов – когда сыновья становились священными королями при жизни отцов – прошло сто двадцать лет со времени последнего междуцарствия. Усилия, которых потребовало бы создание другой такой ситуации, кажутся мне теперь чрезмерными. Я воспользуюсь этой возможностью. – Хорсривер оскалил зубы. – К данному случаю добавление «или умру» неприменимо.

Итак, подозрения Хетвара, по-видимому, были обоснованы: Хорсривер жаждал избрания и манипулировал голосами выборщиков… а может быть, и жизнью и смертью потенциальных соперников?

– Значит, все это затеяно ради того, чтобы снова сделать тебя священным королем?

Хорсривер фыркнул.

– Я и есть священный король. Мне не нужно им делаться.

Однако что-то ему было нужно – какая-то недостающая часть, вырванная им у отлетающей души короля-Стагхорна. Нечто… то ли магия, то ли некий фрагмент Вилда – безусловно, не политической природы.

– Ну, стать священным королем по имени и по форме – избранным и торжественно коронованным.

– Если бы я желал получить титул короля этой несчастной земли, я получил бы его многие годы назад, – равнодушно бросил Венсел, – Когда к тому же обитал в лучшем теле.

«Я обладаю лучшим телом», – не мог не подумать Ингри. Но действительно: если бы Венсел желал победить на выборах, им следовало бы скакать к Истхому, а не прочь от него. Хорсривер стремится к чему-то другому, к чему-то большему. Чему-то гораздо более странному… Ингри боролся за ясное понимание, продираясь сквозь туман, рожденный усталостью, вином на пустой желудок и подавляющей аурой Хорсривера.

– Если ты не желаешь выиграть выборы сам, то чего ты хочешь?

– Отсрочить выборы.

Ингри заморгал слипающимися глазами.

– Наше бегство к этому и приведет?

– Наверняка. Отсутствия одного графа-выборщика – Хорсривер ткнул себя в грудь, – было бы недостаточно, но Биаст должен будет отвлечься на поиски сестры накануне похорон отца, как только узнает о ее исчезновении. Я принял и кое-какие другие меры: противоречивые обещания, которые я дал разным кандидатам, заставят их препираться несколько дней. – Хорсривер невесело усмехнулся.

Ингри не знал, что на это сказать, хотя произнесенное Венселом слово «междуцарствие» продолжало грохотать в его уме, обретая все больший странный вес. Ингри заставил разум пробиться сквозь мягкое сияние навязанной ему преданности и спросил:

– Для чего предназначался олень?

– Как, разве ты не догадался?

– Я полагал, что ты собираешься принести его в жертву и поселить его дух в Фаре, чтобы она смогла забрать что-то у своего отца. Но потом ты предпочел кобылу…

– Когда играешь против богов, неожиданная уловка иногда дает лучший результат, чем глубокие планы. Даже Они не могут предусмотреть любой поворот событий. Оленя я задумал использовать давно – в нем накопились жизни четырех поколений, но смерть священного короля наступила раньше, чем животное было готово. Не знаю – может быть, Они замедлили первое или ускорили второе.

– Ты собирался сделать шаманкой… Фару? Или кого-то еще?