– Я не знаю. Каждая стена, на которую я опираюсь, уходит в сторону, и я двигаюсь по кругу. – Ингри поднял голову и увидел совсем рядом глаза Йяды, янтарные в колеблющемся свете. Зрачки Йяды были огромными, они, казалось, впивают в себя Ингри. Он мог бы упасть в них, как в глубокий колодец, и, в свою очередь, выпить до дна. Да, Йяда обладала притягательной красотой, под которой таилось волнующее свободолюбие духа леопарда. Однако помимо этого… было и что-то еще. Ингри хотелось дотянуться до этой тайны, тайны столь важной. – Я на той стороне, где ты. И не только ты.
– Тогда, – выдохнула Йяда, – это же можно сказать и обо мне.
Ох… Ни время, ни его сердце, конечно, не остановились, и все же Ингри на мгновение почувствовал себя так, словно сделал шаг с огромной высоты, но не начал падать. Веса не было.
– Милая моя мыслительница…
На то, чтобы преодолеть малое расстояние – не больше ширины ладони, – которое разделяло их губы, не потребовалось и секунды. Глаза Йяды широко раскрылись.
Ее губы были именно такими нежными, как он и ожидал, и теплыми, как солнечный свет. Первое прикосновение было робким и целомудренным, но тело Ингри сотряс оглушительный удар, прокатившийся по всем его членам. Руки Ингри дрожали, и он унял дрожь, обвив одной рукой талию Йяды, а другой зарывшись в ее распушенные темные волосы. Теплые ладони легли ему на плечи, пальцы судорожно впились в мышцы. Губы Йяды ответили на его поцелуй.
Следом за тем первым ударом Ингри окатила волна желания, воспламенив его чресла, заставив вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он так обнимал женщину… Нет, так он женщину никогда не обнимал! Поцелуй внезапно сделался страстным, а вовсе не целомудренным. Он не мог оторваться от губ Йяды, и ее белые руки все крепче стискивали его. Их сердца начали биться в едином ритме.
И тут они проникли сквозь друг друга…
Волшебный поцелуй неожиданно перестал для них быть просто красивой фразой. В этом поцелуе на самом деле не было никакой романтики – он пугал до потери дыхания. Йяда задохнулась, Ингри охнул, и они отстранились друг от друга, хотя продолжали держаться за руки – не как влюбленные, скорее как люди, цепляющиеся друг за друга, чтобы не утонуть.
Глаза Йяды, и раньше широко раскрытые, теперь стали огромными – одни зрачки с узенькой золотой полоской вокруг.
– Что ты?.. – выдохнула девушка в тот же момент, когда Ингри прошептал: – Что ты сделала?
Одна рука Йяды прижалась к сердцу под темной тканью одежды.
– Что это было?
– Не знаю. Я никогда… не чувствовал…
Скрипнули половицы, что-то звякнуло… Ингри отпрянул от Йяды в тот момент, когда дверь его комнаты распахнулась. Йяда обхватила себя руками, словно ошутив внезапный холод, и шепотом бросила неподобающее короткое слово. Ингри только успел бросить на нее лукавый взгляд, когда из комнаты на еле освещенную лестничную площадку выглянул заспанный Теско.
– Милорд? – вопросительно протянул он. – Я услышал голоса… – Парень удивленно заморгал, увидев сидящую на ступеньке пару.
Йяда поднялась, взяла свою свечу, подарила Ингри безмолвный пламенный взгляд и упорхнула наверх.
На мгновение позволив себе безответственное мечтание, Ингри представил себе, как обнажает меч и обезглавливает слугу. К несчастью, площадка была слишком тесной для такого взмаха. С долгим вздохом Ингри прогнал видение и поднялся на ноги.
Теско, возможно, почувствовал неудовольствие Ингри из-за его несвоевременного вмешательства и с настороженным поклоном распахнул дверь перед своим господином. Неуклюжего парня приставили к Ингри, когда он еще только стал доверенным лицом Хетвара. Ингри привык сам о себе заботиться, так что обращался со слугой с равнодушием, которое постепенно преодолело изначальный ужас Теско перед устрашающей репутацией хозяина – пожалуй, даже слишком. В тот день, когда Ингри обнаружил, что Теско прикарманивает то немногое, чем он владеет, он подтвердил свою репутацию наглядной демонстрацией, после чего остальные слуги Хетвара принялись вовсю дрессировать своего младшего собрата: ведь если бы Ингри выгнал Теско, заменить его пришлось бы кому-нибудь из них.
Ингри позволил Теско стянуть с себя сапоги и отдал некоторые распоряжения на утро. После этого он рухнул на кровать, но уснуть не смог.
Он был слишком возбужден, чтобы спать, слишком пьян, чтобы мыслить ясно, и слишком измучен, чтобы подняться с постели. Кровь, казалось, пенится в его жилах, поет в ушах. Ингри с острым вниманием вслушивался в каждый шорох с верхнего этажа. Продолжает ли Йяда дышать в том же ритме, что и он? Ингри все еще был возбужден, но что-нибудь предпринять по этому поводу боялся: если Йяда так же ощущает каждый удар его сердца, как он – ее…
Они, конечно, шли к этому моменту полного слияния уже не один день. Ингри чувствовал себя так же связанным с Йядой, как если бы они были парой гончих на одной сворке.
«Ну так кто же охотник? И что собой представляет дичь?»
Тяжкий звон сковывающей их цепи отдавался в костях Ингри – цепи тоньше паутинки и крепче стали.