Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V

Приход Генриха III к власти не встретил противоречий. В возрасте двадцати одного года он располагал уже достаточно богатым опытом, поскольку, будучи еще совсем маленьким, он сопровождал своего отца в многочисленных походах. Даже после смерти своего предшественника Генрих обращался к его примеру. Он перечитывал «Gesta Cuonradi», написанные Випо, капелланом умершего императора, дабы эта история служила «зеркалом для принца». Но не достаточно иметь перед глазами примеры, чтобы уметь следовать им. Генрих совсем не походил на Конрада. В нем не было той жизненной силы, ни крепости, не лишенной, впрочем, некоторой грубости. Воспитание лишь усилило свойства его чувствительной натуры. Прелаты, которые его обучали, не побоялись развить в нем врожденную склонность к размышлениям. Книги, музыка, архитектура привлекали его внимание намного больше, чем того бы хотелось Конраду, для которого искусства представляли интерес лишь в той мере, насколько были ему выгодны как монарху. Чрезмерная серьезность Генриха побуждала его ставить перед собой столь высокие задачи, что он рисковал впасть в идеализм и упустить из виду безжалостные законы политической реальности. В данном случае риск отклонения такого рода был особенно серьезен: для Генриха император был помазанником Божьим, наместником Бога на земле. Поэтому он должен был строго придерживаться его заветов. Было бы недопустимо, если бы этими законами пренебрегал тот, чья миссия заключалась в требовании от всех уважения к Богу и чья власть сводилась лишь к исполнению этой задачи. Но религия, высшим представителем которой был правитель, в то же время была Евангельским учением, а значит, была сопряжена с самозабвением, милосердием и всепрощением. Как сочетать строгость и милость? Генрих III прибегал к ним попеременно. Порой он был несгибаемо строгий, а порой преисполненный великодушия. Одних он заставал врасплох своими неожиданными решениями, других выводил из себя, провоцируя их жестокость. Его веления были порой столь противоречивы, что сводили на нет эффективность его действий. В жизни Конрада вера не заслоняла собой власть и не мешала ему быть правителем государства. Генрих же был правителем лишь в той мере, в какой нуждалась его вера. Если Конрад не считал зазорным в интересах королевства продавать церковные должности, Генрих не позволял себе подобных компромиссов. Его забота о чистоте Церкви была тем сильнее, что в те времена Церковь переживала реформу, а князья и прелаты более настойчиво, чем простые священники и прихожане, призывали «жить как апостолы», в бедности и благородстве по примеру первых христиан. Это евангелическое пламя охватило Генриха, и он уподобился Оттону III, имевшему дар совершать поступки, придававшие его убеждениям поразительную экспрессию. Остановимся здесь лишь на двух примерах. После победы, одержанной над венграми в 1044 г., во время благодарственного молебна (и покаяния, поскольку он считал обращение лучшим способом возблагодарить Бога) Генрих, одетый в власяницу, первым падал ниц пред Святым Крестом. За год до этого во время свадьбы с Агнессой де Пуату, старавшейся укрепить связь ее супруга с монашеским миром, а особенно с Клюни, молодая пара выставила за дверь жонглеров и музыкантов. Такая строгость была присуща только монахам. Она не нравилась двору и людям, которые несли убытки во время их поездок по стране, что отнюдь не способствовало популярности правителя и его жены. Аскетический образ жизни, без сомнения, был полезен для духовного развития представителей королевских кровей, но требовать от беззаботных придворных духовного совершенствования было политической ошибкой. Искусство управления плохо сочеталось с безграничным идеализмом. Добрая воля может не принести своих плодов, если не уметь ею ловко управлять. Также непримиримая серьезность Генриха III заставила его совершать ошибки, некоторые из которых имели тяжелые последствия. Если он и обладал некоторыми навыками управления, унаследованными от предшественников, он их исказил, чересчур затягивая пружины власти либо ослабляя их, дабы проявить свое милосердие там, где нужна была строгость.