Священная швабра, или Клуб анонимных невест

— Почему? — удивился Лев Тимофеевич и, вытащив сто рублей, протянул дворнику.

— Говорит, иди, Леонид, — ну, я Леонид… — Дворник взял купюру и посмотрел ее на просвет. — Чувствую, говорит, себя неважнецки… — Убрав сотню в карман, он тяжело вздохнул. — Ну, говорил, в смысле… Со мной разговаривал. Живой был еще, ну, как мы с вами, к примеру.

Улица Большие Каменщики, заросший сад у дома Бубса.

Все тот же старый купеческий дом с просевшими потолками, так же нещадно воняло бродячими котами — абсолютно гнилой дом XIX века постройки.

Лев Тимофеевич посмотрел на дверь с молоточком и надписью «БУБС» на ней и сделал два шага в открытую дверь.

Темная комната, в которой лежал навзничь на диване, одетый, словно для приема во французском посольстве, Бубс Натан Фридиевич, была той самой, где они пили виски и заедали выпивку семгой. Рогаткин включил свет и открыл шторку. Свет ворвался в комнату, как будто только этого и ждал.

— Умер во сне, видимо, пришел и, усталый, лег не раздеваясь, — следом вошла дознаватель Цветкова. — Либо почувствовал себя плохо. Одно из двух!

Лев Тимофеевич поздоровался и покосился на туго завязанный галстук покойного Натана Фридиевича Бубса.

— Была бы жена — раздела, — добавила дознаватель.

— Врач смотрел?

Цветкова, подумав, кивнула:

— Подтвердила, что причина смерти — естественная. Вроде ничего не пропало — это к слову.

— Наследникам уже позвонили? — поинтересовался Рогаткин.

— Позвонили. Да чего тут брать, старье одно! — Цветкова вздохнула.

Пахло умершим человеком. Лев Тимофеевич с интересом оглядел полки, книги, стол, диван и пару кресел и быстро вышел из квартиры. Находиться рядом с умершим было тяжело. Начинало тянуть под ложечкой.

«Его коронное, да-с“…» — Рогаткин обернулся, чтобы взглянуть на дом в последний раз.

— Да-с!.. Да-с-с, да-с-с-с!.. — громко сказал следователь и поспешил в прокуратуру — на Крайворонскую улицу. Снежинки падали на его лицо и таяли, оставляя следы, похожие на слезы.

_____

По дороге ему встретился знакомый пудель, который был сегодня без хозяина. Похоже, пес гулял совсем один и выглядел несколько не у дел. Пудель вздохнул, глядя на Рогаткина, поднял лапу у заднего колеса машины прокурора и сделал свое дело.

Лев Тимофеевич поморщился и по ступенькам быстро вошел в прокуратуру, хлопнув тяжелой дверью. Какой-то бледный юноша поздоровался с ним, на что тоже получил приветствие — от Льва Тимофеевича Рогаткина.

— Наше вам, — сказал Лев Тимофеевич.

— Льва Тимофеевича к прокурору Евтакиеву! — услышал Рогаткин еще на лестнице.

— Я только кину куртку в свой кабинет! — кивнул он секретарше.

Прошла всего пара минут, старший следователь задумчиво шел «на ковер» в кабинет старшего советника юстиции Евтакиева.

В утренней дымке прокуратуры, которую насквозь просвечивали солнечные лучи из открытых дверей, Льву Тимофеевичу вдруг показалось, что он увидел, как из кабинета прокурора вышел синьор Сильвио Кристальди.

— Клинок Македонского, видите? Имитация, Лев Тимофеевич. — Прокурор Евтакиев убрал клинок в сейф и сказал: — Подарили! Синьор Кристальди вернулся из Италии и пришел в прокуратуру узнать, как ведется расследование.

— Это не его я видел только что? — полюбопытствовал старший следователь.

— Его-его… Сидели, пили чай с синьором Кристальди, ждали вашего прихода, — Евтакиев вздохнул. — А где вы были? На работу ведь к девяти, Лев Тимофеевич, положено приходить! Позволяете…

— Я знаю, — вынужден был согласиться Лев Тимофеевич и кратко пояснил причину своего опоздания.

— Бубс скончался? Своими силами? Ну что же, царствие ему небесное… Да, большая неприятность, очень большая неприятность, — прокурор вздохнул. — А нам пока придется не только жить, но и работать, Лев Тимофеевич! Музей редкостей Кристальди через неделю уезжает, сворачивает свою работу, так сказать, — сходите, успокойте синьора, нет, лучше позвоните ему. Хорошо, майор Рогаткин?

— А что сказать? — Лев Тимофеевич пожал плечами и посмотрел на дверь. — Ведь успокоить синьора Кристальди можно только шваброй! А швабры я не нашел, Павел Асланович…

— Куда вы, Лев Тимофеевич, я вас не отпускал еще! — возмутился старший советник юстиции, увидев маневр старшего следователя.

Рогаткин обернулся и сказал то, что должен был сказать давно:

— Я ее не найду — ее невозможно найти, Петр Асланович, нужно ждать, и она случайно где-нибудь обязательно всплывет. И тогда я ее, возможно, но не обязательно…

— Тогда?! — возмутился прокурор. — Когда — тогда? И где она, по-вашему, всплывет, уважаемый Лев Тимофеевич?

— Так на аукционах — «Кристи» и «Сотбис», Петр Асланович, — повторил Лев Тимофеевич пророчества Бубса. — А больше, пожалуй, ей и вплыть-то негде…

— Чтобы я этого не слышал больше никогда, Лев Тимофеевич, какие аукционы?.. — шепотом пригрозил Евтакиев. — Что вы мне обещали, а? Что вы мне обещали? — повторил он грозно. — Што?!

— Найти швабру…