Священная война

Он кивнул боорчу, и тот стал подавать мясные блюда на стол.

– Садись, тысячник, у нас к тебе долгий разговор… – предложил каган, но Ван Юань замер от неожиданности и не смог сдвинуться с места.

– И это тот герой, за которого просила племянница Наргиз, дочь нашего родственника Боржгон Мэргэна, – снова рассмеялся верховный хан.

– Монгол без коня не воин, – произнес Хубилай, – а у него отобрали даже меч, лук и стрелы. Не то бы он показал тебе, брат, как оскорблять священный напиток настоящих Сынов Неба.

Ханы громко рассмеялись, и Ван Юаню ничего не оставалось как принять приглашение.

– Налей ему архи, – приказал Хубилай повару.

Подумать только, вчерашний мальчишка, пришелец в степи, сидел за одним столом с великими вождями монголов. И все благодаря Наргиз. Как он сразу не догадался, что она их племянница… Ну и дела.

– Это правда, что ваш род Ванов принадлежит к императорским в Поднебесной? – спросил каган, когда Ван Юань немного осмелел после выпитой чашки архи.

– Род Ванов – выходцы из дома Чжоу; император У-ван свергнул дом Шан-Инь²⁹ и основал свою династию, – начал объяснять Ван Юань то, чему его научили учителя из Поднебесной.

– Послушай, я в этом не сильно разбираюсь, но уверен, Наргиз не выберет себе что попало, – заверил брата Хубилай.

– Вот это я и хотел услышать, – согласился каган. – Ты со своей тысячей пойдешь в поход с Хулагу. Боржгон Мэргэн просил отпустить тебя в Иерусалим, да и нам нужен рядом с Хулагу свой верный человек. Будешь следить, чтобы возле хана не терлись случайные люди, и заодно извещать нас обо всем, что там происходит. Для этого используй самых надежных посыльных из сотни Налгара, а если возникнет необходимость, то и его самого. Смотри, мы доверяем тебе, иноземцу, больше чем своим братьям, и все это благодаря честной службе твоего отца. Если справишься с задачей, мы вернем твоему роду Ванов ваш улус.

Хан довольно улыбнулся, вытерев жирные руки о полы дорогого халата. Он переглянулся с братом.

– Ну, по крайней мере, будет не последним человеком в империи. А что – вот тебе новый император. Осталось только завоевать китаев.

Ханы снова рассмеялись, а с ними и Ван Юань. И сразу отлегло от сердца – встреча с великими людьми восстановила потерянное было равновесие и духовную непоколебимость, сомнения исчезли. У него вдруг возникло желание вернуться на родину в качестве победителя; ведь нет большей радости для искренне верующего сердца, чем видеть, как торжествуют истина и справедливость.

Правда у каждого своя, маленькая или большая. И хотя все утверждают, что истина одна, в своих проявлениях она многолика; иначе как объяснить, что жаворонок с рассветом взмывает в небо, порхает и переворачивается, радуясь заре, словно дитя, а сова ненавидит солнце. И как понять то, что, всей душой стремясь к небу, он воспаряет в надежде и, возвращаясь обратно, не находит гнезда, не находит нежной любви своего сердца – только жалкий отчаянный писк, раздавленный копытами монгольских коней. И стоит ли ему после этого снова и снова взмывать в небеса?

А с востока, подобно року, надвигается буря – трубит в боевой рог Ангел Смерти. Он несется по степи, словно вихрь, облегчая ее от страданий, и меч в его руке обагрен кровью – в ней невежество и надежда смешались в приступе безумия – отчаянном вопле к Небесам.

Алая заря опаляет степь, будет еще рассвет, он впитает в себя во всей полноте прекрасную жестокость. Но только тот способен приблизиться к рассвету, почувствовать сладость победы и горький вкус настоящей жизни, кто с мечом в руке пройдет степь до конца. Кровь стекает с клинка, и степь с жадностью поглощает эту соленую влагу, ведь невозможно росой утолить истинную жажду. Если только ты не привык ко лжи и способен еще чувствовать истину.

Без сомнений, будет новый день, чистый, как лепесток лотоса, сбудутся надежды, и степь освободит тебя от всех сомнений. Дети уйдут – алая заря накроет полмира и очистит от скверны… Но мало найдется людей, способных понять, понести откровенность всей Истины и взглянуть без страха в глаза Ангелу Смерти.

Люди в детстве видели Свет. Ван Юань помнит Свет, Он словно огромный куст белого жасмина, посаженого его родственниками в бочку и кочующего по степи вместе с юртой. Гроза пронеслась, и утро – свежее, чистое, как цветы жасмина, всё в солнечных бликах, отраженных в капельках росы, – благоухающий Свет. Он проникал в юрту по утрам и плясал сотнями отражений на белом войлоке – свежесть и чистота. А утренняя прохлада только способствовала беспрепятственному Его попаданию в доверчивую душу.

Ван Юань готов пройти степь до конца, чтобы вернуть Свет обратно – себя в то самое утро, куст цветущего жасмина в росе, жизнь в красках, глубоких и четких до невыносимой сердечной боли. Решительность – это только начало… Но он, глядя в простирающуюся перед ним степь, крепко сжимает в кулаке монету с крестом и рукоять кривого монгольского меча.