— Это же было счастье, — продолжал Ванин убеждённо, — самое настоящее счастье. Мне всегда хотелось, чтобы у всех было счастье, и всё, что я делал, я делал дли этого. Иногда ненужные мероприятия проводил — для этого, лишние директивы писал — всё равно для этого. Так я, по крайней мере, всегда считал.
Хотя Ванин говорил путано и сбиваясь, но Аня понимала, что он говорит о том, что мучило его всё это время.
— А вот сейчас, — сказал Ванин, — хотя мне всегда казалось, что я всё делал правильно и для счастья людей, — сейчас я всё-таки чувствую, что, наверное, прав Сабуров: может быть, меньше нужно было зелёных насаждений, меньше вольных движений на физкультурных парадах, меньше красивых слов и речей, — больше надо было топать с винтовками и учиться стрелять. Но я же тогда так не думал, это же я теперь, задним числом, здесь, на берегу Волги, так считаю. Вы понимаете меня?
Ванин откинул падавшие на лоб волосы, и Аня вспомнила давнее комсомольское собрание, где Ванин выступал с трибуны, горячился вот так же, как сейчас, и так же откидывал со лба назад мешавшие ему пряди. Не всё, что Ванин говорил сейчас, ей было понятно; то, что он говорил, наверно, было лишь продолжением его споров с Сабуровым, но она понимала главное, что перед ней сидит очень хороший и очень добрый человек.
— Да... — снова прервал себя Ванин. — Вот и я говорю: особенно рад я, что вы будете с Алексеем Ивановичем вместе, когда кругом происходит всё такое, чёрт его знает, страшное или не страшное, но, в общем, трудное для человека. Хорошо, когда вместе... Вы что, прямо с вещами?
Аня улыбнулась.
— Вот вещи.
Она показала на большую, набитую до отказа санитарную сумку.
— А ещё?
— А ещё — всё, — сказала Аня.
Она сняла шинель и присела к столу.
— А всё-таки мы зелёные насаждения опять тут устроим, — сказал Ванин. — Как были, так и будут.
— Конечно, — согласилась Аня, невольно вспомнив тот Сталинград, через который она шла сюда сегодня.
Масленников пошевелился под шинелью, потом быстро сел на койке, нащупал сапоги, надел их на босу ногу, встал и подошёл к Ане поздороваться.
— Вот и вы.
Ане было приятно, что он сказал так, как будто здесь давно ждали её.
— Кушать хотите?
Аня отрицательно покачала головой.
— Спать хотите?
Аня покачала головой.
— Ничего не хочу. Я рада вас видеть.
— Завтра у нас, наверное, будет тихо, — произнёс Масленников, то ли чтобы успокоить её, то ли чтобы просто продолжить разговор.
— Моя старая комсомолка, — представил Ванин. — «Друзья встречаются вновь» — кажется, была такая картина?
— Была, — сказала Аня.
— Давно не видел кино. Тут «Правду» получили как-то, смотрел в ней список картин в московских кинотеатрах. Даже «Три мушкетёра» там идут.
— Я видела «Три мушкетёра», когда совсем маленькая была.
— С Дугласом Фербенксом? — спросил Масленников.
— Да.
— Говорят, теперь другие артисты играют. Дуглас Фербенкс умер.
— Неужели? — удивилась Аня.
— Умер, давно умер. И Мори Пикфорд умерла.
— Неужели и Мори Пикфорд? — спросила Аня с таким огорчением, как будто это было самое печальное событие из всех, происшедших в Сталинграде за последний месяц.
— Умерла, — жёстко сказал Масленников.
Собственно говоря, он не знал, умерла или жива Мэри Пикфорд, но, раз заговорив на эту тему, хотел поразить слушателей своей осведомлённостью.
— А Бестер Кейтон? — с тревогой спросила Аня.
— Умер.
Ванин рассмеялся.
— Что смеёшься?
— Говоришь о них, как будто пишешь сводку потерь за последние сутки.
— Очень хороший был артист, — огорчилась Аня.
Ей было грустно, что Бестер Кейтон умер. Она вспомнила его длинную, печальную, никогда не улыбавшуюся физиономию, и ей стало жаль, что умер именно он.
— Не умер он, — сказал Ванин, посмотрев на Аню.
— Нет, умер, — горячо возразил Масленников.
— Ну, ладно, пусть умер, — согласился Ванин, вспомнив о смешной стороне этого спора здесь, в Сталинграде. — Я пойду проверю посты, — добавил он, надевая шинель и этим тоже давая понять, что разговор окончен и в конце концов не так уже важно, умер или жив Бестер Кейтон.
— Там капитан уже обходит, — сказал Масленников.
— Он, может быть, в роте где-нибудь задержался, а мне всё равно надо проверить...
Ванин вышел из блиндажа.
— А вы всё-таки прилягте, — предложил Масленников. — Мы вам тут в углу завтра койку сколотим, а пока на моей ложитесь.
Ане не хотелось ложиться, но она не стала спорить и, стянув сапоги, прилегла на койке, плотно, до самой шеи накрывшись шинелью.
— Послушала вас, а спать не хочется, — улыбнулась Аня. — Рассказывайте, как вы здесь живете.
— Прекрасно, — ответил Масленников таким тоном, словно перед ним была не Аня, а прибывшая из Читы делегация с подарками. Потом, спохватившись, что это же была Аня, которая не хуже его знает, что здесь происходит, добавил: — Сегодня все атаки отбили. Капитан прекрасно выглядит. Мы за него тут беспокоились.
— Я тоже.
— Но его даже не поцарапало. Генерал сказал, что представил его к ордену Ленина за то, что два раза ходил к Ремизову ночью. Ну, что же ещё? По случаю встречи вылили немного за победу. А я, про себя, и за вас выпил.
— Спасибо.