Священная война. Век XX

Деревня Пруды расположена далеко от фронта, о немецко-фашистском зверье тут знают по рассказам людей, по газетам, по письмам своих сыновей-воинов. Здесь нет развалин, избы здесь целые, ребятишки румяные и резвые, поля незатоптанные, скотина гладкая... И вообще, когда взглянешь на деревню Пруды, словно и войны нет. Но это только с первого взгляда. Войной здесь живёт каждый дом и каждый человек. Четвёртый год жители колхоза «Советская деревня» живут только этим, и все свои помыслы отдают битве с врагом. И когда пристальней вглядишься в крестьянскую жизнь, заглянешь в душу солдаток — собственно, они и есть сейчас основные жители, труженики и управители колхоза, — чувствуешь и видишь: Пруды — это фронт. Только что здесь не стреляют.

Татьяна Степановна Зимина, статная бригадирша первой колхозной бригады, разволновавшись, так и сказала:

   — А мы его, окаянного, хлебом бьём! Вот наши пушки, слышишь, Сеня? Вот и посчитай, Сеня, сколько моя бригада немцев свалила. Я, думаю, десяток-то свалила я их?!

   — Что там десяток, ты тыщу свалила! — загудела изба.

   — Правильно, Татьяна! Вот они, «катюши» наши... Ай да бригадир, — верное слово сказала! Ну и жена у тебя, Семён Иванович! Снайпер, а не жена!

Все одобрительно засмеялись. И Семён Иванович тоже довольно засмеялся. Он метнул искоса восхищенный взгляд на жену: уж очень она переменилась за эти годы, уж очень стала самостоятельная.

Семён Иванович недавно пришёл с фронта, он потерял левую руку. Всем своим существом он ещё весь там, где грохочут орудия, где идут сражения, говорит он только о фронте, о своём полку, с жаром, с вдохновением, и столько у него всякого накопилось рассказать, что, кажется, века для этого не хватит. Кто бы о чём ни заговорил, Семён Иванович усмехнётся загадочно и тут же жадно начинает рассказывать о войне.

Так и сегодня до полуночи шёл разговор о войне и хлебе и о том, что с немцами надо общими силами кончать, как ни труден и крут последний перевал, ведущий к победе, а Германию судить всем миром.

* * *

Утренний осенний туман окутал деревню Пруды. В тумане перекликались женские и мальчишеские голоса. Скрипели колёса. Слышался цокот копыт. И словно на тачанке пролетела красавица Зина Бирина, двадцатилетняя бригадирша 3-й бригады, самой удалой в колхозе «Советская деревня».

   — А ну, берегись! — крикнула она кому-то. — Ишь, туманище, чисто дымовая завеса!..

Молча провела свой отряд звеньевая Марья Михайловна Шерстнева, пожилая, домовитая и спокойная на вид. О ней рассказывают так: «Ох, уж эта Марья Михайловна! Молчком-молчком, тихо-тихо, а в соревновании всех опередит. Такие урожаи получает, что весь колхоз ахает».

Табунок подростков задержался на перекрёстке, о чём-то болтая и по-детски заливаясь смехом Из тумана выплыла шестидесятисемилетняя, но могучая Вера Степановна Чуслина, мать четырёх воинов, одна из самых боевых колхозниц.

   — Мужики, мужики, пошли пошли! — властно позвала она мальчишек и легонько подтолкнула их в спину.

...В колхозе «Советская деревня» царит небывало подъёмное настроение. Этот колхоз всю войну работал превосходно, получал высокие урожаи, сам был сыт и много хлеба давал фронту. В нынешнем году и жатва урожая, и обмолот, и хлебосдача прошли, как никогда, дружно. День и ночь не уходили с полей, с токов. К середине сентября прудовские колхозники уже вывезли хлеб и по госпоставкам и по натуроплате. Сто семнадцать тонн. Но колхозники решили сдать дополнительно в «Фонд победы» ещё пятьдесят семь тонн. От чистого сердца, от горячего желания помочь Родине, Красной Армии.

* * *

   — Женщины! Мы всё сделали, мы подчистую с государством рассчитались, все свои планы перевыполнили, но нужно будет, женщины, мы от своего каравая ломоть отрежем, только бы гниду эту навек истребить! Разве не понимаем мы этого, товарищи женщины!

   — Ну, да... Ну, так... Ну, так, так, неужели ж мы этого не понимаем, Зина! Ах, Зинушка! Зина, все мы это понимаем...

   — Говори, бригадир! Ах, бабоньки, какой это важный для нас разговор! Всё бы я, кажется, сделала, только скорей войне конец!

   — Женщины! Я всё сказала. Я думаю так, женщины: не придётся нам краснеть перед нашими прудовскими воинами, когда встречать их с фронта будем. Я кончила. Может, Иван Васильевич добавит!

Зина Бирина отошла в сторону и вытерла концами пёстренького платка разгоревшееся от волнения лицо.

Разговор о войне и хлебе был на току в сумерки, в минуту передышки. Молотили люцерну, золотую люцерну, вымолачивали из неё драгоценные семена. Лица женщин покрыла серая пыль, глаза от этого казались ещё крупней и ярче, а щёки пылали, как в лихорадке.

Иван Васильевич Сачков, председатель колхоза, уважаемый всеми колхозниками, сказал:

   — Зинаида вам скорую встречу с земляками сулит. И я полагаю, встреча эта не за горами. Когда? От нас с вами зависит, товарищи женщины, чтобы поскорее пришёл врагу конец. Вызнаете, как Красная Армия немца бьёт, а нам, стало быть, надо подмогнуть...